Пролог
Пролог.
1653 год.
Солнце!
Солнце было столь ярким в тот день!
Зеленые холмы Тосканы подставляли ему свои бока, чтобы румянить крупные ягоды винограда, и оно щедро поливало их лучами — так же щедро, как местная кухарка обливала картофельную фокаччу оливковым маслом.
Именно оно стекало с губ синьоры Висконти — смачно причмокивая, мать семейства уплетала лепешки с таким удовольствием, что ее платье, уличный стол, тонкие пальцы и даже грива черных кудрей — все было в оливковом масле.
Хоть синьора никогда не славилась любовью к тяжелой пище, теперь же, будучи в ожидании четвертого ребенка, ей казалось, что она сможет поглотить фокаччу размером с целое озеро Санта Луче, где семейство Висконти и решило провести тот жаркий день.
— Будет мальчик. — Шепнул синьор Висконти, завороженно вытирая пальцы жены от излишков масла. — Неуемный аппетит да в такую удушливую жару — такое было только когда ты носила Лоренцо, любовь моя.
— Господь, конечно, слышит волю твою, Марко, но… Как же жарко… Будет девочка. Я чувствую это. — Синьора прикрыла глаза, будто даже трапеза утомила ее. Она запрокинула голову с тяжелым вздохом, и черные кудри упругими змейками скользнули по спинке стула. — Оно и к лучшему. В моем сердце не осталось места для еще одного сына — не могу представить, что сумею полюбить его также сильно, как Лоренцо и Антонио.
— Я буду счастлив любому исходу, любовь моя. Но… дело Висконти процветает, виноградники плодоносят, Господь благоволит нам, ибо даже французы стали закупать наши вина, что уж говорить о Венеции и Риме. Нам нужно много наследников. — Он жадно поцеловал ее пальцы, из-за чего и на его усах заблестело оливковое масло.
— Вот и рожай их сам. — Хмыкнула синьора Висконти. — Не хочу быть как бабушка. Или прабабушка. Или прапрабабушка, или… В общем, не хочу продолжать фамильное дело и переживать с десяток беременностей, хватит с меня и четвертой.
Она брезгливо прогладила округлившийся живот. Всякий раз будучи на сносях, синьора клятвенно обещалась, что этот ребенок — последний, и всякий раз забывала свою клятву в тот же миг, как новорожденное дитя касалось ее груди.
— Неужели отринешься от величайшего дара? Во всей Европе едва ли сыщется род более плодовитый, чем твой, любовь моя!
— А что толку?
— Как что? Милость Божья! Лоза без винограда — лишь хрупкая ветвь, но чем больше она плодоносит, тем крепче становится. Я знаю, о чем говорю, раз уж господь не дал мне братьев и сестер. И, помимо Божьей милости, большая семья — это… большие связи.
— Какие связи? — Устало вздохнула синьора, не открывая глаз. Духота вкупе с плотным обедом так утомили ее, что даже на споры с мужем не осталось никаких сил. — Когда родных сестер и братьев нет, а двоюродных и троюродных больше двух десятков, даже их имен не упомнишь, не то что положения и дел. Разве же видел ты, чтобы я держала связь с кем-либо из своей многочисленной родни? С Джулианой, разве что, упокой господь ее душу, и с этим варваром Алонзо, который, должно быть, уж и сам давно почил… Нет, у моих детей все будет иначе. Два прекрасных брата — Лоренцо и Антонио, и две сестры — Клариче, и… — Она задумчиво прогладила живот.
— Позволь назвать в твою честь, если будет дочь. Маддалена. — Имя жены он выдохнул с трепетом.
— Ну уж нет! — Поморщилась она. — Мы закончили обсуждение после рождения Клариче. Маддалена в роду должна быть одна — единственная и неповторимая, мать Лоренцо великого, что принесет роду Висконти процветание и распространит его влияние далеко за море!
— Амбиции — путь к звездам. Главное, чтобы они не шли наперекор разуму. — Улыбчивый тон Джованни Висконти — отца Марко и свекра Маддалены, смягчил его мудрые слова.
Водрузив на стол графин рубинового вина, что он принес из погребов, дедушка сел подле детей.
— Лоренцо… Славный мальчик. — Сказал Джованни, разливая прохладный напиток. — Но у него нет моего носа, Маддалена. Нет нюха.
— Вы только и знаете, что твердить о своем носе! — Вспыхнула невестка. — Мальчику всего семь, но он сообразителен и активен не по годам, ласковый, добрый, воспитанный! Лучший наследник из всех, какого можно желать! Откроется в нем знаменитый нюх Джованни Висконти, только позже! Всему нужно время!
Джованни не ответил, но позволил себе несогласно хмыкнуть в седые усы.
Годы были милосердны к дедушке Висконти — к почтенному возрасту он сохранил завидное здоровье, чтобы видеть, как растут его внуки, а винодельня процветает. Все в его жизни сложилось благополучно, и всем он на старости лет был доволен, кроме одного.