О Господи!
— Ах! — Вскрикнула Контессина, прижав руку к груди. — Да что ж это!
— Простите, мадонна, простите! — Донесся голос кучера снаружи. — Простите, приношу тысячу извинений! Но далее нельзя ехать!
Что значит «нельзя»? Приказано ехать, значит, можно!
Отворив дверь, я немедля вышла из кареты, чтобы подставить кучера под испепеляющие лучи гневного взгляда.
Как смеешь?!
— Мадонна! — Лицо перепуганного мужика было бледнее недоспелых ягод треббьяно, а глаза размером с два блюдца. — Там… Там… — Он схватился за поводья и принялся теребить их в руках. — Там кошка!
— В своем ли ты уме, кучер? Забыл, кого везешь?
— Не забыл, не забыл, мадонна! Но кошка проклята — подойдите да поглядите!
Что за вздор?!
— Не бейте и не гневайтесь, молю, пойдите да сами взгляните! Ежели такая под колеса бросилась, точно ехать нельзя! Дурной знак, мадонна, очень дурно—о—ой!
Его завывания лились в спину, когда я, подняв тяжелые складки платья, приблизилась к небольшому пушистому клочку. Чернее летней ночи, злополучная кошка неподвижно припадала к земле, будто ждала, что я подойду к ней.
Пошла вон. А ну, прочь с дороги!
Она не повиновалась мысленному приказу, лишь подняла глаза на меня. И я приросла к месту, вмиг поняв, чего испугался кучер.
Разноглазая! Проклятая!
С одного пушистого тельца на меня глядели два совершенно разных глаза. Один — зеленый, как яблоки, второй — карий, светлее, чем мои волосы.
У таких зверей по две души. Дьявол наказал...
Встрепенувшись, животное вдруг начало наступать меня, и я отшатнулась.
— Прочь. Уходи! — Прикрикнула. Но, кажется, над проклятыми животными грозный голос был не властен. — Пошла прочь! — Остановившись у шелковых складок черного платья, кошка вмиг слилась с ними, и, подняв на меня свои разные глаза, издала звук.
Жалобный. Умоляющий. Писк.
Показалось, что этот тоненький звук проткнул меня насквозь и вышел со спины. Я подняла взгляд на бескрайние луга Тосканы, ища в них спасения.
Посевы убрали. Нет мышей… Тебе нечего есть. Ты в опасности здесь. В родном доме.
Кошка вновь замяукала, кружа у моих ног, тыкаясь в них мохнатым лобиком. Так жалобны были ее крики, так пронзительно глядели ее разные глаза, что все внутри меня перевернулось.
— Не ходи в город... — Шепнула, чувствуя, как что—то подступает к глазам. — Опасно. Возвращайся. — Домой.
Она делала вид, что не слышит меня, лишь продолжала жалобно пищать да гладить голову о мои ноги. Сердце замерло. Шум его стих.
Уйду — с голоду помрешь, или под колесами очередной повозки окажешься, если продолжишь на дорогу бросаться. Вот же ж… Глупая!
— Глупая! — Зло шикнула я, подхватывая черный комок. От нее так разило молодой травой и землей, что пришлось нести ее на вытянутых руках, дабы не чувствовать запаха и не пачкать платье.
— Мадонна… Вы чего это… Мадонна? — Пропустив изумление кучера мимо ушей, я запустила кошку в карету и захлопнула за нами дверь.
— Едем! — Вскрикнула, игнорируя и Контессину.
— Клариче, что ты…
— Кошка. Едем! — Повторила, постучав кулаком по крыше. Спустя несколько мгновений кучер все-таки соизволил тронуться, а я смогла откинуться на обитую бархатом стену и закрыть глаза.
Несколько минут мое взволнованное сердце возвращало привычный ритм — несколько благостных минут молчания, которые были прерваны кормилицей.
— Клариче, ты… Не объяснишь? — Я лишь помотала головой, не открывая глаз.
— Как… Как мы заявимся к синьору Альтьери с кошкой?
Я не знаю!
Ничего не знаю, я совсем не хочу к нему заявляться! Не хочу покидать дом, не хочу ехать во Флоренцию и искать жениха, не хочу выходить замуж! Я не хочу менять свою жизнь! Не хочу, чтобы Антонио умирал и оставлял меня одну разбираться со всем этим!
— Клариче… ты можешь поговорить со мной. — Ком поднялся к горлу.
«Замолчи! Замолкни! Чтобы ни звука я от тебя не слышала более!»
Нет. Если в моей власти спасти хоть кого—то в учет забранных жизней, пусть даже это будет проклятая разноглазая кошка, я ее спасу. Спасу!
Уста мои остались сомкнутыми, я не произнесла ни звука. Лишь легонько всхлипнула, когда по разгоряченной щеке скатилась соленая слеза.
3
Глава 3.
Мне не требовалось глядеть в резные окна, чтобы ощутить приближение города. Запахи выдали Флоренцию гораздо раньше, чем карета пересекла врата, а колеса задребезжали по мощёным улицам.
Сколько же их было! Ароматы кричали наперебой, смешиваясь и сплетаясь друг в друге, а я пыталась дышать как можно глубже, чтобы разделить их и понять, что из себя представляет город.