— Верно. Пусть все обиды остаются там. — Блеснули зеленые глаза, когда Фабио поднял бокал для тоста. Я с радостью присоединилась к нему, и вскоре десятки напитков взмыли в воздух в солидарности с его словами. Эмилио был последним.
Кислинка санджовезе показалась чуть более яркой, чем необходимо, но я была рада отвлечься на это упущение — оно перебивало странное послевкусие неприятной беседы.
— Как вам вино, мадонна? — Участливо спросила Бьянка, заполняя задумчивую паузу.
— Прекрасно. Но мое лучше. — Улыбнулась я, и пара легко рассмеялась моей прямолинейности.
— М! Клариче умеет только по запаху определять, что за вино в бокале! Это очень впечатляет! Покажешь, Клариче? — Восторженно спросил Эмилио.
— Не так уж это и впечатляюще…
— Не скромничайте, мадонна. — Фабио склонил голову, и упругая пружинка черных кудрей скользнула на лоб. — Ваш дар — воистину благословение Божье, которое не только помогает в деле, но и спасает жизни. Прошу, продемонстрируйте.
Он протянул мне бокал, и я приняла его, задевая длинные пальцы. Они пустили волну ледяной дрожи по телу.
— Вы пьете речото. — Я осторожно принюхалась к бокалу, стараясь не съежиться под безмолвием десятков глаз.
Вино сладкое, даже приторное, но глубокое, и шлейф пряный, резковатый… Хм… Интересно…
— Ах! — Воскликнула Бьянка. — И правда, это любимое вино Фабио! Надо же, действительно, удивительный дар! Будь у меня такой, я бы только и делала, что пробовала и наслаждалась разными винами! Правда, головная боль тому бы мешала…
— О, я не…
Пьянею. Закончить не успела — почувствовала, как большая рука мягко сжимает мое колено под столом. Волна раскаленных искорок немедленно прокатилась по телу, что впитывало тепло от дядиной ладони.
— Не делитесь тем, что не пьянеете, в столь большом кругу. — Шепнул Алонзо, сделав вид, что тянется за чем-то на столе. Жар от его прикосновения все еще пылал на коже, запрещая думать о чем угодно другом — лишь о будоражащем волнении между ног.
— Вот, расскажи про мое! — Эмилио нетерпеливо всунул мне бокал, и потребовалось время, чтобы понять, что он хочет. Только после нескольких вдохов я осторожно отстранила его вино ладонью.
— Я и так знаю, что ты пьешь калабрезе. — Веселое «вино молодых». — Хотя это, пожалуй, не так долго выдерживали, как-то, что ты пьешь дома.
— Вот, говорил же! — Сиял гордостью Эмилио. — А что пьет дядя?
— Авиньонези.
— А я? — Несмело спросила Франческа, чьи глаза сияли восторгом.
Я аккуратно приняла бокал из ее рук, и сама не заметила, как всю следующую четверть часа рассказывала о предпочтениях каждого собравшегося — что за вино любят, из какого винограда оно создается и как выдерживается, какое подходит к сырам, а какое — к десертам.
Беседа так увлекла меня, что вскоре не осталось стягивающего грудь смущения, оно сменилось легкой радостью от возможности поделиться своей страстью. И я с искренним удовольствием раскрывалась, чувствуя безусловную поддержку брата, восхищение окружающих, и плотоядный взгляд зеленых глаз, скользящих по мне с неприкрытым интересом.
Говоря о вине, я стала такой легкой! Посмеивалась даже, позволяла себе шутить и растворяться в искрящемся счастье, окружающим наш шумный стол. Пока очередь, наконец, не дошла до противоположного его конца.
До Маркеллино Галлеотти.
Утерев рукавом лоб, он передал свой бокал, который доплыл ко мне по рукам остальных, и я принюхалась к его кромке.
Неприятная дрожь тут же прокатилась по телу, оставляя липкую испарину меж лопаток.
Айрен.
Подняла глаза, ощущая, как каждый из кусочков разодранного полотна выстраивается в единую картину, имеющую привкус соли и ягод.
Испанское вино. — Сглотнула. — Соленое. Бескомпромиссное, не меняющее ни запаха, ни вкуса под открытым воздухом, терпкое и… Крепкое.
Бокал опустился на стол с глухим стуком, заглушившим мое замершее сердце.
Морские карты. Морские, черт возьми, карты — это было так очевидно! Окровавленное золото английской короны, которой служит твой брат-вероотступник, протестанец, что остался в Англии! Твое странное поведение на балу, когда ты отравил Жакомо — ты же едва ноги оттуда унес, раскрасневшийся и испуганный! И Франческа — Франческа! Миланская пленница, при виде которой ты и на Флорентийских улицах чуть дара речи не лишился, и сегодня полвечера с нее взгляд не сводил!