— Да в чем дело?! Сад показать решил? Так я ведь…
— Тс! — Брат прижал ладонь к моему рту, и я едва не пискнула от неожиданности.
Ты что делаешь?! — Вспыхнули глаза.
— Тише! Смотри!
Он осторожно отнял руку от моего рта, и светлая голова просунулась за дверную раму, подставляя лицо утреннему солнцу. Я пригнулась и вторила его движению — теперь две головы, одна под другой, наблюдали за происходящим в саду.
А происходило там нечто невообразимое!
Так вот чем ты занимаешься!
Контессина стояла подле Луиджи — Луиджи, что держал ее руку в своей и любовно поглаживал тыльную сторону ладони! Щеки кормилицы розовели, а губы цвели кокетливой улыбкой — столь смущенной и девичьей, что она сбросила с ее лица последние двадцать лет.
Я зажала рот рукой, возвращая изумленные глаза на Эмилио.
— Кто бы мог подумать, да?! — Удивленно шептал он.
Не то слово!
Приглушенный смех кормилицы доносился до нас сквозь сладкие комплименты Луиджи, и звучали они тем смешнее, чем невозмутимее было его лицо.
Подумать только! Спокойный, каменный Луиджи, которого ничто не может вывести из душевного равновесия! А Контессина вывела!
Легкий смешок покинул мою грудь, в которой разливалась радость.
Контессина! Стало быть, не только тревогами обо мне душа твоя полнится? Нашлось в ней и место для седовласого синьора?!
Как на явление Христа народу наблюдала я за столь необычной, новой для себя сценой! И новой Контессиной, которую никогда — никогда — не видела я в образе заигрывающей дамы!
Вот уж кокетка! Лучше бы смущаться так меня учила, а не вышивать!
Стоило мне подумать об этом, как кормилица поднялась на носочки и оставила на щеке Луиджи целомудренный, невесомый поцелуй. Восторженное «ах» сорвалось с наших губ одновременно — Эмилио прижал кулак ко рту, чтобы не расхохотаться.
И затем я впервые увидела проблеск эмоции на лице невозмутимого Луиджи! Седые брови медленно-медленно позли вверх, придавая ему удивленное выражение и открывая мне большие, округленные глаза.
Серые! Они серые!
Настолько преобразился он, что я не смогла сдержаться и прыснула смехом! Эта радость вмиг разрушила интимную сцену, и головы влюбленных голубков резко повернулись к нам.
— Клариче! — Воскликнула Контессина, обращаясь обратно в насупленную кормилицу, которой я ее знала. — И мессир Строцци?!
— Бежим! — Только и успел крикнуть Эмилио, прежде чем схватить меня за руку и утянуть вглубь палаццо.
Торопливые шаги кормилицы бежали вслед за нами, перемешиваясь с трелями задорного смеха — нет, не смеха, я визжала от восторга и от невозможности поверить в увиденное!
— Не могу поверить! — Изумилась, когда дверь покоев Эмилио, наконец, захлопнулась за нами, и он, переводя дыхание, прислонился к ней спиной. — Контессина и Луиджи?!
— Да, я сам сначала не понял, что вижу! Луиджи же сколько лет — сто, примерно? А краснеет как смущенная дева!
Я не могла перестать смеяться — от радости за кормилицу, от неловкости за то, что нас поймали, и, наконец, от слов брата!
— Кто бы мог подумать?! Вернее, можно было бы и догадаться, она столько времени с ним проводила! — Я прижала руку ко лбу, на котором выступила испарина. — О, Эмилио, спасибо, что позвал меня — вовек бы себя не простила, если бы упустила такое!
— Всегда к твоим услугам, сестра. — Ухмыльнулся он. — С кем бы я еще над таким посмеялся?
— Верно!
Вздохи медленно утихали, становясь размеренным и спокойным дыханием. Он поднял глаза на меня, и помимо озорного блеска светилось в них нечто еще — нечто искреннее, поднимающееся с темных глубин.
— Весело с тобой, Клариче.
— О. — Растерялась от подобного признания. — Спасибо. С тобой тоже весело.
— Я даже жалею о том, что обручен с незнакомкой.
— Конечно, жалеешь, она же не Франческа. Погоди, ты это к чему?
— Именно к этому. С Франческой мне никогда не быть, но, если бы мог выбирать, не выбрал бы девушку, которую не знаю. Женился бы на тебе.
Я легко рассмеялась его словам, опуская глаза.
— Дурак ты, Эмилио.
— А что? Мы оба повязаны одним горем, любви в браке все равно не найдем. Зато могли бы найти все остальное — безусловную поддержку, понимание, дружбу. Я бы лучше женился на тебе, потому что знаю тебя. Понимаю тебя. Да и… — Он глубоко вздохнул. — Ты бы нашла во мне мужа — флорентийца, которого искала. Знатного и богатого. Образованного и очень, очень веселого. Талантливого. И скромного, конечно же. Да… Жаль, что я обручен.
Улыбки сползли с нас одинаково медленно.
Я всматривалась в братское лицо так, будто впервые видела его, хоть и каждая черточка была мне знакомой.