Я сглотнула страх, заставляя смотреть выше.
На плечи в три меня шириной спадали мокрые волосы. Крупные капли стекали с их темных кончиков на бронзовую шею, задерживались между ключиц и неслись дальше, вниз, где впитывались в ворот распахнутой рубашки.
Я не… Я…
Не могла думать — так хаотично и быстро схлестнулись во мне волнение и страх! Рабочие винодельни тоже были в средних годах, тоже крепкие, но никогда ранее я не видела кого— то столь… столь… Огромного. И...
Пока я застыла, разглядывая мокрое тело, Контессина посмотрела дяде в лицо, а затем сразу же перекрестилась. Тогда и я подняла взгляд.
О Боже…
Схватилась за гранатовый крест и тут же сжала его до рези в ладони.
Глаза… Вернее, глаз. Один.
Правый глаз его был скрыт за кожаной повязкой, промокшей от влаги, левый же светился лазурью. Такой яркой, такой светлой и чистой, что на контрасте со смуглой кожей и черной бородой глаз сиял ограненным топазом.
Мыло… Не ваш запах… Смыли...
Я приоткрыла рот, чтобы глотнуть воздуха в сдавленную грудь. А лазурный глаз великана оценивающе, совершенно бесстыдно прошелся по мне сверху вниз и назад.
— Мой день рождения не сегодня, Луиджи. — Низкий голос прогремел на всю обедню и отдался внутри меня тяжелым гулом.
«Не суди по наружности, но суди судом праведным». — Вспомнила я слова святого Отца, которые теперь казались до нелепости бессмысленными и самонадеянными!
Как не судить? Как не судить?! Он втрое больше меня, и у него нет глаза! НЕТ! ГЛАЗА!!!
— Мадонна Висконти прибыла для разговора с вами, мессир. — Спокойно поклонился Луиджи.
— Висконти? — Великан выгнул бровь. — Что— то знакомое. Мы с вами часом в Вальданьо не встречались?
…
Ни мыслей не было, ни слов.
Он не знает, кто я?.. Он не готовился к моему прибытию, он вовсе не читал письмо. Этот… Этот огромный, одноглазый великан даже не знает, кто я!
— Мессир Альтьери! — Вскрикнула Контессина, очнувшись. — Мадонна Висконти — дочь Маддалены Висконти, вашей двоюродной сестры. Ваша племянница.
— А— а— а, Маддалена! — Лицо великана расслабилось, и в лазурном глазе заплескалась улыбка. Подойдя к столу в один лишь шаг, он схватил с блюда румяный персик. — Конечно, Маддалена, припоминаю. Как у нее дела? Здорова ли?
Надкусанный персик скрылся за густыми усами, а его ароматный сок потек по мужскому подбородку.
Здорова ли?..
Я мотнула головой, отгоняя странное видение. Мне вдруг почудилось, что моя судьба отдана в необъятные руки великана, который даже не знает, что его двоюродная сестра давно мертва. И у которого один — Господи прости — глаз!
Ах да, мне не привиделось. Все это теперь — моя жизнь. И я нахожусь здесь, внутри нее, прямо сейчас.
— М— мадонна давно почила, мессир. — Сбивчиво сказала Контессина, теряя всякое терпение. — Вы читали письмо, что синьорина отправила вам?
— Какое письмо?
— Письмо от мадонны Висконти пришло две недели назад, мессир. — Ответил безмятежный Луиджи.
— Ах, вот в чем дело. Я тогда был в отъезде. Вернулся на днях, не успел разобраться с почтой. Так что заставило мадонну обратиться ко мне?
Он посмотрел на меня. Во взгляде этом искрился лишь задорный интерес — не было в нем благоговения пред моим именем, не было страха или хоть намека на серьезность.
— Как, что?… Замужество, мессир. Мадонне требуется выйти замуж.
— Славно. Поздравляю. А я при чем?
— Как при чем? Как при чем?! Вы — единственный родственник, кто может позаботиться об этом! Мадонна лишилась отца и братьев до того, как те успели выдать ее замуж! — Контессина храбро наступала на великана, хотя сама доставала ему лишь до груди.
Если ранее дядя глядел на нее сверху вниз, как на забавного жучка, то теперь его взгляд сделался жестче. Он возвел единственный глаз к небу и глубоко вздохнул.
— Пресвятая дева Мария, я только вернулся домой, почему не позволишь хоть пару дней провести в спокойствии? — Воздал молитву едва слышно, после чего опустил взгляд на Контессину. — Послушайте, я бы рад помочь, но у меня нет на это времени, ясно? Своих забот хватает. Можете жить здесь сколько пожелаете, присматривать мужа, а как потребуется — я дам свое благословение. Договорились?
— Нет. — Отрезала я.
Ко мне вмиг обратились глаза всех присутствующих — слуг, кормилицы, Луиджи, и самого дяди, что посмел отказать в столь будничной манере.
Не позволю. Не посмеешь нарушить мои планы своей беспечностью. Несколько дней дома, и не успел почту разобрать? Ночами отсутствуешь, а потом спишь до обеда? А теперь еще и отказать мне вздумал?