Плакать — больно. Хотелось бы мне не плакать, но как бы не устала крутиться в этом замкнутом водовороте воспоминаний, не могла остановиться. Но и продолжать было нельзя.
Вот к чему привели собственные желания. Нужно было поступать, как и всегда до этого — как должно, как правильно, как я всю жизнь и поступала!
Попыталась подняться, чтобы не встретить кормилицу в подобном виде, получилось лишь с третьей попытки — аккурат к моменту, когда дверь покоев распахнулась.
— Ох, Клариче, не спишь уже? Что заставило… Господи, милая, что с тобой? Выглядишь так, будто всю ночь проплакала! Что произошло? Говори же со мной!
— Контессина… — Шершавый голос оцарапал горло. — Скажи, что ты думаешь об Эмилио?
— Что?.. При чем тут мессир Строцци, расскажи, что приключилось!
— Ничего не приключалось, я лишь… Плохо спала. И хочу знать, что ты о нем думаешь.
— Не пугай, Клариче! Что сон потревожило?
— Замужество.
— Замужество?! Как?! Кто?! — Кормилица прижала руку к груди. — Мессир Строцци? Ты поэтому спрашиваешь?! О, Господи, милая… Как?! Он ведь обручен!
— Больше нет. Его невеста умерла.
— О, Dio riposi la sua anima… — Она торопливо перекрестилась. — Почему… Почему он?
— Он не мил тебе?
— Да нет же, прекрасный юноша, мессир достойный, но… Клариче, он же так похож на Антонио, да упокоит Господь его душу! Как же ты за него замуж пойдешь?
— Поэтому и пойду? Потому что он… — Набрала в грудь воздуха. — Добрый, как Антонио. Поможет всегда. И поймет…
— Поможет? Поймет?! Клариче, этого недостаточно для брака! Ты как в постель с ним лжешь?! — Прошипела, понизив голос. — О, Santa Vergine Maria… Ты ведь не знаешь, ничего не знаешь… Должна была говорить с тобой, да что…
— Не стоит, Контессина. Я все знаю. Про супружеский долг и…
— Как знаешь? Откуда?.. Ух, Антонио! И всыпала бы подзатыльников его голове белесой, будь еще жив! — Контессина вся содрогнулась от злого негодования, и несколько мгновений понадобилось ей, чтобы успокоиться.
— Не дело мадонне о таком разговоры вести, но, коль уж знаешь все — как с Эмилио собралась ложе делить?
— Внешне они не так уж и схожи, если присмотреться, и это ведь… Не самое главное, так? И полагаю, сам процесс… Не такой уж долгий? Что я, не смогу пару минут потерпеть, тем более, что можно закрыть глаза?..
Кормилица вдруг отскочила от меня, разъяренно взвизгнув.
— Святая дева Мария, да не будет очернен твой язык порочными словами! Что ты такое говоришь?!
— Я не права?
— Нет! Вернее… Вернее, потерпеть ты, конечно, сможешь, но ради чего? Настолько тебе он по сердцу пришелся, что даже на сходство с покойным братом глаза закроешь?..
Этот вопрос выбил из легких воздух. Я только сейчас ощутила, какой бессильной сделала меня бессонная ночь с безумием ее событий, захотелось сесть. Медленно приблизившись к ложу, я опустилась на него подле свернувшейся в клубочек Кошки.
— Я устала, Контессина. — Сказала едва слышно, чувствуя, как сухие глаза щиплет влага. — Устала от поисков. От Флоренции. Я не… Не справляюсь. Я хочу покончить с этим и очень хочу домой.
— Милая… О, милая, бедная девочка. — Кормилица тут же оказалась рядом, притягивая меня в объятия. — Я чувствовала, что что-то не так! Боялась, что ты влюбилась в какого-то недостойного мессира, что сердце твое будет разбито, и какое счастье, что этого не произошло!
Грустный смешок забрал последние силы.
— Так скажу тебе, с мессиром Строцци вы родством не связаны, он знатен и богат, образован, он веселый и вы, кажется мне, поладили. Поэтому, если таково желание твоего сердца, если ты уверена, что с ним сможешь сама винодельней управлять, как и хотела — выходи за него. Выходи, и пусть поиски эти наконец закончатся, и пусть все вернется на круги своя.
Где-то глубоко, где-то под ворохом злого горя, затонул последний проблеск надежды. Контессина благословляет. Все взаправду.
— Спасибо. — Тихо сказала, чувствуя, как с новой волной слез меня накрывает сон. — Я люблю тебя, Контессина.
За растерянным молчанием последовал тихий всхлип. Крепче стиснув меня в объятиях, кормилица тихонько заплакала.
— Знаю, милая, знаю, и я тебя больше жизни люблю. Ох, Клариче, девочка моя… — Она похлопала меня по спине, отстраняясь. — Желаешь выйти за Эмилио — хорошо, я буду этому рада. Разве что, с мессиром Альтьери говорить нужно.
— Я уже говорила. Вскоре сможем отправиться домой и начать… — Слово «свадьба» порезало язык, окропило ядом.
— Ах! — Она вскочила, разбивая наш маленький нежный мир на крошечные осколки. — Свадьба! О, Боже! О, ужас! Что же это, надо теперь писать отцу Александру? Вы же у нас венчаться будете? Или хотите во Флоренции? А прием где? Дома? Но там не разместить столько гостей, как здесь! А каких гостей? О, Боже, о, Боже! — Она забегала из угла в угол, сокрушаясь о грядущих приготовлениях, я же следила за перемещениями ее пышной фигурки, пытаясь сопротивляться сну.