— Паоло… — Вымученная улыбка вышла неубедительной. — Не извиняйся. Благодарю тебя за заботу, все в порядке, правда. Мне лишь нужно время, чтобы… Чтобы вновь ко всему привыкнуть.
— Понимаю, мадонна. Новый статус. Вы теперь невеста. — Я отшатнулась от этого слова, как от огня. — Как счастлив был бы Джованни, упокой Господь его душу…
— Это верно. Был бы.
Потому что Эмилио влюблял в себя всех. И немудрено — сходство с покойным Антонио лишь поначалу заставляло шептаться тосканских мессиров да загорелых рабочих, но затем они увидели в нем все того же юного, веселого, простого мессира и хозяина. Такого же, каким был Антонио.
Конечно, дедушке бы он понравился.
— Что ж, я к вам с докладом. — Отвлек от мыслей виноградарь. — Последний извозчик вернулся. Все ваши пожелания исполнены, вино доставлено.
— Прекрасно.
Вино для свадьбы в палаццо Да Лукка оговорено, бочка в благодарность прибыла на виллу Кастелло, еще несколько — семейству Фелуччи, Джакопости и Джентоллини.
Хулия, отказавшаяся покинуть город и служить мне здесь, получила щедрое вознаграждение за помощь. Я так же заказала у ее дочери несколько ночных сорочек и нижних платьев, ибо для пошива цельного наряда она еще мала.
Для персикового вина мы с Паоло освободили один из прессов, бондарь заготовил бочки. Все обязательства выполнены. Больше ничего не связывает меня с Флоренцией.
Я потянулась к кресту и сжала его в привычном жесте, прикрыв глаза. Все дела были кончены. Все было решено. Но края моей раны так и не сходились вместе, и не помогали им дни на виноградниках, занятые работой. Лишь вечера подле Эмилио поднимали мне настроение, притупляя боль разбитого сердца.
— Мадонна?
— Да. Да, прости, Паоло, задумалась. — Заморгала я, возвращаясь в чувство. — Пойдем проверим, как персики себя чувствуют, я подумала, что будет лучше ящики в третий погреб перенести? Там посуше…
— Обязательно, мадонна, но я ведь пришел сказать, что вас молодой хозяин видеть желает. — Хозяин… — Ожидает у себя.
— О, что ж, тогда отправлюсь. — Я вернула ему полотенце.
— Персики перенесу, не переживайте, и… Мадонна?
— М?
— Вы бы снимали кольцо, как к винограду выходите. От сока ведь потемнеет, жалко будет. Красивое.
Я уронила взгляд на продолговатый рубин, затягивающий солнце в водоворот глубин. «Руки… Руки твои ненавижу больше всего.»
Нет. Не сниму. Покинула Алонзо, но с кольцом и во сне не расстанусь — оно от меня не откажется.
Как и морская звезда и мешочек с табаком, что я хранила в шкатулке у себя в покоях. Эти сокровища, они… Они манили столь же сильно, сколь отталкивали. Смотреть на них было невыносимо. Избавиться — невозможно. Всякий раз, вдыхая аромат табачных листьев, что почти выветрился, я оказывалась подле Алонзо, и самой себе вгоняла кинжал под ребра.
Но какой же сладкой была эта боль… Вновь очутиться с ним. Даже на миг. Даже в мечтах.
— На виноградину похоже. Мессир Строцци явно старался, когда выбирал.
— Да… — Грустно ухмыльнулась его предположению. — Да, правда, похоже. Спасибо, Паоло.
— Всегда рад, мадонна.
***
Ветер подхватывал и кружил сотни бумажных листов, врываясь сквозь распахнутые окна в покои Эмилио. Какие-то сопротивлялись его порывам, лишь приветливо шелестя, какие-то отправлялись в свободный полет над комнатой, взмывая под потолок, совершая кульбит и опускаясь на шелковые простыни.
Золотые кудри брата тоже развивались, подобно эскизам, и он пропустил сквозь них пальцы, оглядывая царящий вокруг хаос. Хаос из разбросанных вещей, бумаг, краски и рубашек.
— Сборы затягиваются? — Я остановилась в дверях, прислонившись плечом к косяку.
— О, Клариче! — Подорвался Эмилио, тут же выронив из рук ворох вещей. — И не говори — все никак понять не могу, что мне стоит оставить здесь, что забрать обратно… Я лишь на месяц во Флоренцию, пока дядя не вернется, но, с другой стороны, и здесь после свадьбы не задержусь…
— Возможно, будет лучше закупить все твои инструменты и сюда? Мольберт, мастерки, кисти… Ах, свадебный подарок! — Я тут же прижала кончики пальцев к губам. — Это прекрасная идея для подарка, так что сделай вид, что не слышал!