Карий глаз посмотрел пронзительно. Он отвернулся и налил еще кружку, так же быстро ее испил.
Алонзо.
Хотелось, чтобы он подошел. Обнял и успокоил.
Жизнь мне спас… Благодаря тебе жива.
Как необычно было видеть его таким. Моего шутливого дядю, что ни на секунду не замолкал, с чьего лица не сходил хитрый прищур. Теперь же совсем иным предстал — серьезным и собранным, кареглазым, почти устрашающим, и… Пиратом.
Все стало так очевидно. Так до смешного очевидно!
Как смеялись они надо мной, когда я заподозрила Маркеллино! Как радовался Эмилио, когда Кошку увидел! Как говорил, что мне-то рассказать про глаз можно, ведь это я ее в дом притащила! Конечно, мне можно было… Мне нужно было рассказать!
И ведь капитана я встретила, когда дядя уплыл!
И сходство! Эмилио сказал о нашем сходстве, что мы похожи чем-то! Тогда в шутку обернул, что подбородком, но нет… Оба моих глаза такие же темные, как его правый.
Я беззвучно рассмеялась, отдаваясь слабости. Нервы, расстроившиеся от пережитого, требовали освобождения, и я отпустила на волю смех.
Подбородок. Надо же было додуматься!
— Держи. — Сухо приказал дядя, протягивая мне рубашку. — Переоденешься и будешь сидеть здесь тихо, поняла меня? Тихо, как мышка. Может трясти. Кто-то будет кричать. Стрелять. Но ты будешь сидеть здесь, и никому не откроешь, пока не услышишь мой голос. Поняла меня?
Карий глаз не блестел хитрым прищуром. Он приказывал.
— Алонзо, я…
— Нет, Клариче, мы будем говорить позже, сейчас ты запрешься зд…
Кончиками пальцев коснулась его щеки. Осторожно, опасаясь его распаляющегося гнева, будто дикое животное приласкать пыталась. Он тут же умолк и под этим невесомым жестом вздрогнул, как от удара молнии — перехватил запястье, опустил его резко, беспрекословно.
— П-прости меня. — Едва слышно всхлипнула я. — Пожалуйста, п-прости.
Хмурая складка меж его бровей разгладилась. Суровое выражение медленно сползало, сменялось удивлением.
— Ты не боишься меня? — Хватка на запястье ослабла.
Аккуратно и медленно, стараясь не спугнуть, я приблизилась вплотную к большому лицу и, отбросив рубашку, взяла его в ладони. Прогладила пальцами скулы, которые так целовать желала.
Сколько тебе пережить пришлось?..
Вглядывалась в каждую блестевшую на бронзовой коже капельку, в склеенные водой ресницы, в мокрую бороду, губы, лоб. Сердце сжималось от нежности, с какой я гладила его лицо, и глаза мои вспомнили, что такое слезы.
«Я человек, Клариче! Человек!»
Не чудовище, нет. Я так люблю тебя. Я так тебя люблю.
Осторожно, едва касаясь, поддела пальцем повязку, сдвинула ее на лоб. Робкий вздох растворился на губах улыбкой — невозможно! Пленительно! Ярко!
Алонзо! С двумя глазами! С двумя разными, но одинаково прекрасными, испуганными глазами.
Никогда подобного у людей не встречала. Всем похожи, лишь цветом различны… Так заворожили они меня, так странно стало, и так… Легко.
-Не боюсь. — Прошептала. — Не боюсь тебя, Алонзо. Ты всегда заботился обо мне, ты обо всем предупреждал. И не боюсь тебя, капитан. Ты спас мне жизнь.
Болезненная тень исказило его лицо, будто слышать это было невыносимо, и трескались под кожей запреты, крушились внутренние стены, бежал по венам огонь.
Он зажмурился, силясь совладать с собой, остановить разрушения и возвести вновь защиту. Два удара сердца прошло, прежде чем вновь посмотрел на меня. А затем притянул за талию, и впился поцелуем губы.
***
Обдало жаром ослабшее тело — я прильнула к нему, охотно открываясь жадной ласке, впуская его язык. Иступленный, он клеймил меня им, превозносил и ронял обратно, но всякий раз спасал, не давая рухнуть в стальной хватке рук. Он жаден был. Пировал мной, будто все, чего только желал — спасти, завладеть, забрать.
— Я так скучал по тебе. — Прошептал мне в губы. — Господь, я так зверски по тебе скучал!
— И я скучала. — Отвечала, когда он позволил. — Я так ошиблась, Алонзо, я не хотела!
— Тише, в том нет твоей вины. Я отверг тебя, Боже, я идиот.
— Это правда. Ай! — Зубы впились мне в нижнюю губу, и он оттянул ее, тут же зализывая свою грубость. Я вновь задрожала. — Ты боялся, что не приму тебя? Не пойму, или… Испугаюсь?
— И был не прав?
— Нет, Алонзо. Если в этом все дело, мне… Я догадываюсь, чем ты занимаешься, полагаю, обсуждать это не время, но… Я тебе верю. Ты не чудовище, нет. Я знаю.
Разряд пушек сотряс стены, и я боязливо к нему прильнула. Большая ладонь опустилась мне на макушку, принялась гладить и успокаивать.