Конечно, хватает! Вы грубый и взбалмошный, да кто за такого замуж пойдет?
— А зачем вам муж столь срочно, что ответа на письмо не дождались?
От вас дождешься.
— Синьоры Тосканы напирали, чтобы этот вопрос решился как можно быстрее.
— И каждый хотел засватать своего сына за богатую наследницу, я прав?
Я кивнула.
— Вы в трауре, Клариче? — Вдруг спросил он. Единственный глаз пробежался по лифу черного платья, задержался на талии, и скользнул ниже к подолу, что поглощал розовые лучи заката. После нелестного комментария о моих нарядах, от этого взгляда захотелось отмахнуться, как от жужжащего комара.
— Траур закончился год назад, мессир.
— Брат?
Кивнула, запретив себе сжать в ладони крест.
— Мои соболезнования. Позвольте спросить, почему он не подыскал вам мужа ранее? Вы выглядите достаточно взрослой, чтобы уже несколько лет как нянчить детей. Сколько вам — двадцать — двадцать пять?
Антонио ничего не делал против моей воли, любил меня, доверял мне. Он позволял заниматься вином, пока сам сидел за счетами и налаживал связи, с уважением относился к моему нежеланию вступать в брак.
— Двадцать два. И я не хотела.
— А сейчас, стало быть, хотите?
— Это не имеет значения.
— Полагаете, что ваше желание не имеет значения, раз на кону состояние винодельни Висконти? Что ж, вы умны, Клариче. Столь же умны, сколь и жестоки к себе.
Недостаточно жестока.
— Значит, вот кому мне придется искать мужа — молчаливой принцессе с грозным взглядом и острым умом, а также огромным состоянием. Пожалуй, это будет проще, чем я думал.
И какого мужчину принцесса желает видеть рядом с собой?
Наконец. Набрала в грудь побольше воздуха.
— Порядочного и почтенного, титулованного, с крепким здоровьем и в средних годах, тридцати — тридцати пяти лет. И… — Самое главное. — И мне надобно, чтобы он был флорентийцем, вхожим в синьорию.
Дядя остановился, так и не сделав шаг на залитую закатом площадь. Небесный глаз сверкнул в недоумении.
— Так, погодите… Во-первых, позвольте выразить почтение вашему уму, ибо многие синьорины на вашем месте ответили бы, что ищут «высокого», «поэтичного» или «непременно светловолосого». А во-вторых… Разве же вы не собираетесь вернуться на винодельню?
— Собираюсь.
— Стало быть, рассчитываете, что управитель Флоренции покинет город?
— Не рассчитываю.
Он вздернул бровь, пристально всматриваясь в мое лицо.
— Мадонна, позвольте уточнить, правильно ли я вас понял: вы желаете выйти замуж, а затем проживать с мужем порознь в разных городах?
Да. Да, это именно то, чего я хочу. — Кивнула я.
— Господь всемилостивый, вы все же серьезно. — Улыбка вмиг сползла с его лица, и голос сделался тише. В полшага он приблизился ко мне, обдав терпким запахом табака, и широкая ладонь опустилась мне на плечо.
— Вы серьезно говорите, что наследница богатств Тосканы, да к тому же юная дева — прекрасная, что весенняя ночь — желает выйти замуж за члена синьории, чтобы тот навещал ее по праздникам, а в остальное время прохлаждался во Флоренции без присмотра жены?..
Прекрасная, что весенняя ночь?..
По всему телу вдруг пробежала странная, мелкая дрожь. Она растворилась где-то в кончиках пальцев, но до этого заставила меня приоткрыть губы и вглядеться в смуглое лицо, что нависло надо мной. Что-то взволновалось внутри, откликаясь его словам.
— Скажите, что шутите, Клариче. И больше таких предложений вслух не озвучивайте, если не хотите развязать войну.
Отпустив меня, размашистым шагом дядя направился на Пьяццо-дель-Дуомо.
Туда, где в изнеженных лучах розового солнца возвышался купол Санта-Мария-дель-Фьоре.
***
Пару мгновений потребовалось, чтобы рассеять странную закатную дымку его слов, прежде чем я подобрала юбки и засеменила вслед за дядей. Догнать его было не так-то просто — на один шаг великана приходилось по три моих.
— Мессир. — Наконец настигла его я. — Что вы имели в виду? Я не шутила, когда…
— Тшш! — Резко шикнул он. Я опешила, дернувшись от такой неожиданности.
Мой дядя только что шикнул на меня?.. У меня есть дядя и он на меня шикает?!
— Мессир, при всем уважении, вы не имеете права так…
— Тш! Тише, принцесса. В своих попытках поговорить о делах вы упускаете самое важное.
Что? Что может быть важнее моего замужества?!
Дядя кивнул куда-то вверх, и мой взгляд взлетел ввысь — в пурпурные облака, лежащие на макушке соборного купола.
Áve, María, grátia pléna; Dóminus técum…