Приблизившись к обнаженной спине, он завел руки вперед, к животу и чуть ниже, с силой надавил на выпирающие косточки. Помутневший взгляд через плечо обратился к нему снизу-вверх.
— Алонзо… — Робко шепнула, накрывая его руку своей, ведя ниже. Туда, где отчаянно желала его. И он почти сломался.
Проклятое почти.
Переменился вдруг, вспыхнув — вмиг развернув меня, подхватил на руки и усадил на стол, заставляя вздрогнуть от неожиданности и жесткого дерева, отпечатывающегося на нежной коже.
Тяжело дышала, притягивая его к себе за ворот рубашки. Полностью одетый, он развел мои ноги ладонью, оказываясь между ними.
— Трогала себя когда-нибудь? — Огладил пальцами внутреннюю сторону бедер у самого лона. — Здесь?
Я зажмурилась, силясь не растечься по столу стыдливой влагой.
— Я… Я пыталась… Когда… Когда ты уехал, я… — Эти слова стали горстью пороха в разгорающемся костре.
Даже договорить не успела, как меня поглотило пламя — он обезумел, набросился поцелуем, настойчиво толкнул язык мне в рот. И я с таким облегчением в огонь этот кинулась — всем телом к нему прильнула, наконец обвивая руками шею, охотно принимая его язык, ласкала его своим. На вкус он был сладким и персиковым, а губы — горькими и табачными, и я втягивала их в рот, покусывала и смаковала. Надышаться им не могла, заволокло рассудок табачной дымкой. Он целовал глубоко и жадно. Насыщаясь. Рьяно кусая губы. Все мое тело в руках сдавливая.
— Скучала по мне. — Прошептал, тяжело дыша. Пальцы на задней стороне шеи запрещали отстраниться. — Моя маленькая бестия так сильно скучала?
— Очень. — Всхлипнула, стыдясь. — Хотела, чтобы… Чтобы…
— Чтобы я был здесь? — Он накрыл ладонью лоно и все вокруг на миг потемнело — столь ослепляющим было чувство, как если бы меня обожгло. Я ему в шею вцепилась, пряча лицо, но грозный рык откинул обратно.
— Смотри на меня.
И я подчинилась, не в силах поверить. Это он. Он касается меня, жаждет меня — тот самый Алонзо, которого я так невзлюбила в первую встречу.
И так обожала во все последующие.
Последняя цепочка мыслей разрушилась, когда он провел ладонью по влаге складочек, и медленно ввел в меня палец. Бедра сами подались вперед, повинуясь инстинкту, желая ощутить его целиком, но Алонзо выскользнул. Зажмурился. И выругался так грязно, что замерло сердце.
— Я… Я что-то не так…
— Нет, нет. Нет. — Сглотнул он, качая головой. — Совершенство. Ты — совершенство, родная, но… Тебя нужно подготовить. — Рука с задней стороны шеи скользнула к щеке. — Не хочу сделать больно.
Его язык вылизали влажную дорожку на моих ключицах, успокаивая, извиняясь. А у меня душа от его слов содрогалась — совершенство. Ты — совершенство, родная.
Осторожно, следя за каждым моим вздохом, он развел мои ноги шире и вернул руку назад — туда, где я больше всего его желала. Ладонь вмиг заблестела влагой, и я опустила смущенный взгляд, опасаясь, что это… Не так, как должно быть. Что не должно быть так мокро.
Переживания прервались, когда кожа раздвинулась его пальцами, один вновь скользнул внутрь. Подрагивающие ресницы опустились на глаза, отгораживая меня от всего, кроме этого сладкого ощущения. Такого волнующего. Такого желанного. Такого невыносимо-приятного, и… Недостаточного.
Глотнув ртом воздух, я уперлась ладонями в стол и подалась вперед бедрами, стараясь усилить это чувство. Горячий вздох Алонзо коснулся шеи, когда он толкнул палец внутрь еще раз, глубже и настойчивее, и каждое новое его движение, поглаживающая ласка или толчок, высекали из меня искры.
Потянулась к нему в отчаянной мольбе, и он ответил — впился поцелуем, проглатывая мой стон. Стон, сорвавшийся с губ из самого нутра — там, где уже два его пальца меня растягивали.
Еще, еще, еще… — Пульсировало внизу желание, только распаляющееся его движениями, ставшими быстрее, настойчивее, ярче. Я думала, что вот-вот умру, когда он проглаживал меня изнутри, но нет — это случилось, когда большой палец его коснулся разгоряченной точки чуть выше, и я распахнула глаза, изумленно всхлипнув.
— Ах!
Он хищно улыбнулся одним уголком губ, очерчивая круги по влаге возбуждения.
— Ты такая красивая. — Исступленно шептал мне в губы. — Такая открытая для меня, такая мокрая… Моя.