Рука сама собой сжалась вокруг гранатового креста, покуда в мыслях проносились строки молитв.
Собор Дуомо затмевал само небо, возвышался надо мной белокаменными фасадами. Поверить в его рукотворность было так же не возможно, как солнцу встать на западе, а зайти на востоке — должно быть, Господь сам спустил это чудо с небес и водрузил в центре Флоренции, иначе как что-то столь огромное могло здесь оказаться?..
И красивое. Боже, как же он красив!
Резные статуи глядели на меня с каменных ниш — те заканчивались где-то высоко под облаками, круглые оконца выпивали розовые лучи, втягивая их внутрь, а одно из облачков зацепилось за шпиль стройной кампанилы. Столь высокой и столь прекрасной, что смотреть на нее было больно — ослепляющая красота щипала глаза, а высота собора заставляла шею ныть.
И не было в нем сверкающей пошлости, не было непристойной вульгарности золота или росписей. Дуомо возвышался над Флоренцией с величественным спокойствием, не требующего лишних украшений — так герцог осматривает свои земли, и так пастух следит за разбредшимися в низине овечками.
Глаза карабкались по неописуемой красоты фасадам, когда совсем рядом раздался тихий голос дяди.
— Дух захватывает, неправда ли?
— Да… — Изумленно выдохнула я. Невозможно поверить, чтобы нечто столь величественное было возведено человеком. — Но как это возможно? Собор огромен, а купол…
— О, это самое интересное. — Дядя склонился ближе. — Купол не могли достроить несколько десятков лет из-за его размеров и тяжести, пока не появился безумец, заявивший, что знает решение.
— И какое же?
— Каждая идея, предложенная до него, рисковала обрушить купол на храм, но Брунеллески придумал… сделать два купола.
Два?! — Видимо, лицо мое выдало изумление, потому что игривая ухмылка стала шире.
— Один — внутренний, выполненный косой кладкой, как римские дороги, именно он и держит внешний с помощью множества аркбутанов.
Аркбутанов?..
— Спрашивайте, если хотите спросить, мадонна.
— Множества?..
— О, это половинчатые арки, которые одним концом крепятся к внутреннему куполу, а вторым — к внешнему. Обычно их строят снаружи соборов, чтобы распределить вес камня, но Брунеллески придумал использовать их внутри. И очень успешно. Собор действительно превосходит все мыслимые ожидания, хоть на его строительство и ушло около двух столетий.
Двух столетий… Столь удивительная красота, но сколь великая жертва? Что может заставить человека не покладая рук работать свыше двух сотен лет?..
— О чем вы думаете, мадонна?
— Я… — Сглотнула, уронив взгляд под ноги. Сказать? Не сказать? Я могу никогда более здесь не оказаться, и он ведь сам спросил… — Я думаю о причинах, которые могут заставить столь долгое время идти против законов природы и человеческих сил, чтобы сотворить невозможное.
Все. Сейчас он подумает, что я глупая, и вопросы мои глупые. Лучше бы молч…
— О, причина одна, мадонна. — Улыбка его стала сдержаннее. — Мечта.
Мечта?..
— Что еще заставляет нас поверить в себя и ежедневно исполнять долг, каким бы тяжким он ни был? Зачем человечество открывает новые земли, переплывает океаны, подчиняет стихии? Что является движущей силой новшеств, что заставляет взять в руки кисть или долото, что дарует цель, наполняет сердце радостью, а жизнь — смыслом?..
Я безмолвно внимала речам, пока закатные лучики целовали его бронзовые скулы.
— Мечта, принцесса. Все ради мечты. О чем мечтаете вы?
Я… Что бы сказал дедушка?
— Я мечтаю жить праведно, исполняя долг наследницы винодельни Висконти.
Лицо Алонзо расплылось в хитрой улыбке, прежде чем он навис надо мной, заслоняя солнце, а черная борода прощекотала шею.
— Лгунья. — Шепнул он.
Щеки вспыхнули. Я отпрянула от огромного тела, как от огня, задыхаясь возмущением.
— Вы не смеете обвинять меня во лжи. Вы…вы…
— Кто?
— Вы не знаете меня.
— Я знаю, что вы хотели сказать другое.
Не ваше дело! Весь вечер мне в душу лезете — для чего?! — Сделала глубокий вдох, успокаиваясь.
— Я хотела сказать, чтобы вы не судили о других, не узнав их.
— Вас это не останавливает. Думаю, обо мне вы впечатление сложить успели.
Как же не сложить! — Я отвернулась от дяди, подставляя ускользающему солнцу свой профиль. — Вы грубый, огромный, одноглазый нахал, который проводит ночи в подозрительных кабаках на левом берегу, а днями отсыпается, забывая о делах.
— Знаете, молчаливость — прекрасное качество для юной невесты, но со мной можете быть откровенны. Не со мной же под венец идти.