— Лукреция! Перестань!
— Да что такого?
— Мадонна вовсе не спрашивала, каков Фабио собой.
Верно. Если один из красивейших юношей Флоренции — священник, а второй без пяти минут женат, они мне не интересны.
— Ладно, твоя взяла… Но обещайте рассказать, если встретите Фабио, вы легко узнаете его — он красив, как луна.
— А Эмилио — как солнце. — Тихо сказала Франческа, которая до этого не обронила ни слова. Я перевела взгляд на девушку, что теперь казалась еще печальнее, и что-то странное шевельнулось в груди.
Жалость. На фоне дружных сестер она выглядела совсем одиноко и жалостливо.
— А… Какие мессиры по душе вам, мадонна? — Спросила я.
— Я… м… — Тонкие пальчики застучали по ножке бокала.
— Франческа не находится в поисках мужах. Пока что. — Ответила Лукреция.
Не находится?.. Не в трауре, стало быть, слишком юна? Не похоже, на вид семнадцать лет, в то время как сестры выглядят на все девятнадцать.
— Расскажите, как вам наш город, мадонна? — Перевела тему Летиция, и я вернула взгляд к двум рыжеволосым девам.
— Город… Очень красив, а Дуомо и вовсе поражает воображение.
— О, так и есть! Еженедельно ходим туда на служение, а восхищаемся каждый раз, как в первый. — Улыбнулась Летиция. — Расскажите, что же привело вас сюда?
— Я ищу мужа.
Нимфы моментально дернулись назад, прилипнув к спинке дивана, а глаза их округлились четырьмя монетками.
— То есть как… Сами?
— Нет, разумеется. Мессир Альтьери помогает мне.
— Оу… — Девы переглянулись. — И он намерен искать вам мужа во Флоренции?
— Именно так.
— Хм…
Повисшее напряжение стало столь явным, что я могла ощущать его кожей. В чем дело? Только что прыгали и радостно щебетали, что изменилось?
— Удачи вам, мадонна. — Сказала тихая Франческа. — Уверена, вы найдете себе достойного мужа, ибо во Флоренции нет недостатка в порядочных синьорах. Хватит на всех.
Сестры синхронно подняли на нее глаза.
Ах вот оно что… Нет, это просто смешно.
— Уверяю вас, мне вовсе не интересны Эмилио или Фабио. — Начала я. — Я никого здесь не знаю, а потому полностью доверюсь выбору дяди, которого, впрочем, просила искать человека постарше. Наши с вами интересы не пересекутся, синьорины Лукреция и Летиция. К тому же… — Посмотрите на себя. Вы юны и прекрасны, пахнете пионами и смеетесь во весь голос. Вы — есть жизнь. Я же… — Уверена, мадонна Монтеверди верно сказала, и достойных сынов Флоренции не счесть и по пальцам двух рук.
— Так только кажется. — Прищурилась Лукреция. — Красивых на весь город не более пяти.
— Красота не так важна для меня.
— А что же важно? — Чтобы не лез в дела винодельни.
— Главное, чтобы был праведным и честным.
— А как же юмор? Как же умение танцевать? — Вклинилась Летиция. — А как же знание языков или поэзии?
«…многие синьорины на вашем месте ответили бы, что ищут „высокого“, „поэтичного“ или „непременно светловолосого“ — слова дяди невесомым эхом скользнули в памяти.
— Без всего этого и со скуки можно помереть! А вот если юноша и красив, и образован, то его смотреть и слушать — одно удовольствие! Вот если бы…
Дальнейшие слова сестер смешивались в единый гул о преимуществах той или иной черты для будущего мужа. Все эти рассуждения растворялись в рубиновом цвете вина, что я отпивала, задумчиво глядя перед собой.
Зря дядя привел меня сюда… Я опять понапрасну трачу время. А ведь могла бы уже написать Паоло, чтобы отправил мне пару мешков дрожжей да утварь, чтобы делать персиковое вино. Где бы мне взять столько персиков… Здесь же есть торговая площадь? Надобно заглянуть. Могу только представить, какие запахи там царят. А еще можно зайти к Джентолини и спросить, в какую цену его хозяева берут вино и по чем продают…
Джентолини.
Кошмар, в котором меня топят морские воды, вновь появился перед глазами, и я поспешила его смахнуть.
— …мужчина остыл! Мадонна Висконти, а вы что думаете? — Гул вдруг прекратился, сестры смотрели на меня во все глаза.
Что? Я все пропустила? Они меня спрашивают?..
— Мужчина… Остыл?
— Да. Как правильно поступать?
— Что ж… Если мужчина остыл, тогда отпеть надобно.
…
В повисшей тишине было слышно, как на улице щебечут птицы. Кажется, этажом выше что-то сказывал дядя. Возможно, даже ресницы непонимающих глаз хлопали слишком громко, или мне лишь казалось — так тихо было вокруг.
Пока не рассмеялась Франческа.
Сначала совсем беззвучно, но затем все громче и громче, пока ее смех не подхватили и сестры.