Выбрать главу

Разве Давиду не положено держать в руках голову поверженного великана Голиафа? Стоять в некой победоносной позе? Этот юноша решителен, задумчив… Ах! Неужели он только готовится замахнуться пращей?..

Удивление округлило ротик и заставило несколько раз моргнуть.

Почему?.. Почему не Давид — победитель стал символом города, но Давид, который лишь готовится нанести удар?..

— … Неясны… Обсудим завтра в синьории. — Голос дяди настиг меня со спины прежде, чем оба мужчины вторглись в мое общество. Маркеллино почему-то уходить не спешил.

— Впервые видите Давида? — Спросил он.

— Да. Он прекрасен, но… — Сглотнула, прежде чем излить свои вопросы постороннему. — Почему скульптор выбрал момент перед броском, вместо того чтобы изобразить его победу над великаном?

— О, в этом вся суть! — Улыбнулся юноша, от чего увесистые щечки округлились еще больше. — Микеланджело желал изобразить победу не физической силы, но ума и хитрости. Именно эти качества позволили нашей вечной республике противостоять врагам, укрепиться центром культурной и банковской жизни всей Европы. Не грубой силой, но умом и хитростью Давид одолел Голиафа, и скульптура служит напоминанием об этом. Нам, и нашим врагам, в сторону которых он обращен.

В сторону Милана…

— Забыл про главное — помощь Господа. — Хмыкнул дядя. — Давид без доспеха и меча, потому что точно знает, что Господь на его стороне. Как и на стороне республики. Победу одерживают не те, кто обладает преимуществом — будь то сила, хитрость или оружие, но те, кто истинен в вере.

Я перевела изумленный взгляд на дядю, не ожидая от него подобных речей. Нравом своим он больше походил на наглого флорентийца, не знающего приличий и не боящегося Бога. Да и на великана Голиафа был похож гораздо больше, нежели на утонченного Давида.

Хотя тонкий шнурок креста и торчал из-под ворота его рубашки.

— Верно, точно вы сказали, мессир Альтьери… — Залепетал Маркеллино. — Что ж… Был безмерно рад знакомству, мадонна Висконти. Мессир Альтьери, до завтра.

Поклонившись, тучный юноша заспешил поперек площади, забавно раскачиваясь. Забывшись собственными мыслями, я провожала неуклюжую фигурку взглядом. Пока обзор не загородила широкая мужская грудь.

— Вы смутились. — Отрезал дядя, глядя на меня сверху-вниз.

Что?.. Вернее, конечно, смутилась. Кто бы не смутился, увидев обнаженного мужчину, воплощение божественной красоты?..

— Смутились, когда он целовал вам руку.

Ах, Маркеллино? Я подумала, что он пахнет, как мой дедушка!

— Пришелся вам по вкусу?

— Он… Он довольно мил. — Сказала я, совершенно сбитая с толку.

— Славно, он как раз холост и вхож в синьорию. Добрый малый. Трудолюбивый. То, что нужно для кандидата в мужья.

— Боюсь, он слишком молод, мессир.

— Ему около двадцати пяти, прекрасный возраст для вступления в брак. Зачем же вам дряхлый старик?

— Чтобы… Чтобы спихивать на меня вину за отсутствие в синьории?

А что? Сам-то постоянно надо мной подшучивает, могу я хоть раз сказать что-то в ответ?!

К счастью, грозный прищур смылся с его лица с шумным выдохом, который перерос в грудной смех. Плечи Алонзо расслабились, когда он запрокинул голову вверх и легко расхохотался.

— Значит я, по-вашему, дряхлый старик?

— Думаю, вы старше меня раза в два.

— Почти. Если это делает меня стариком, стало быть, вы для меня — дитя малое?

— Я веду себя гораздо сдержаннее и серьезнее вас!

— Все дети считают себе взрослее и умнее, чем есть на самом деле.

Ах вы… вы…

— Мне вовсе неинтересно препираться с вами. — Поджала губки. — Я выше и взрослее этого.

— Разумеется, принцесса. Только по-настоящему зрелая синьорина смутится, когда ей целуют руку. А еще откажется от блестящего шанса уладить дела одной поездкой в Венецию.

Эта реплика перешла черту. Черту, отделяющую меня от продолжительного самобичевания о семейном долге и моем глупом страхе.

— Меня не Маркеллино смутил, а Давид. А Венецию я обсуждать отказываюсь.

Шутливая перепалка разожгла отнюдь нешуточную злость в груди, а потому я развернулась и направилась в сторону дома Строцци, горделиво вскинув голову.

— Принцесса! — Послышалось за спиной. Кричите сколько угодно, дядя. Не желаю идти с вами.

— Куда, по вашему мнению, вы направляетесь?

Замерла, обнаружив на себе взгляды нескольких прохожих, и лишь затем медленно развернулась.

— Дом в противоположной стороне! — Дядя намеренно крича громче, а мне нестерпимо захотелось выцарапать эту наглую улыбку с его лица.