— Хорошо, запомните вкус. А теперь пробуйте… вот это. — Протянула ему бокал авиньонези, чей глубокий запах дерева и тмина позволял безошибочно определить его среди других. — Это понравится вам больше.
— М! — Лазурный глаз вспыхнул, как только кадык на бронзовой шее опустился после глотка. — Да, это другое! Крепче как будто и… больше горчит?
— Не горчит! Это тмин!
— Тмин, да, я почти так и сказал. — Он утопил бокал в черных усах, осушив его до самого дна. — Мммм… Действительно, это пришлось по вкусу больше. Как вы догадались?
— Это просто! — Старалась звучать непринужденно, хотя внутри себя сгорала от гордости. — Вино может быть столь же разным и многогранным, как и люди. Если найти между ними похожих — терпких и крепких, или свежих и цветочных, то составить идеальную пару легко.
— Вот как! — Удивленно усмехнулся он. — Умоляю, скажите, что среди этих вин есть ваша идеальная пара. Ваше любимое.
Есть.
Поджав губы, чтобы не расплыться в глупой улыбке влюбленной дурочки, я безошибочно определила бокал с мончепультано и поднесла его ко рту, застыв так на мгновение.
Любимое… Столь сложное, многогранное, сплетающее в себе столько разных оттенков, что не знаешь, к чему и кинуться, а потому каждый раз открываешь его по-разному.
Сделала медленный глоток, закрыв глаза. Сладость сливовых косточек разлилась по языку, сменившись вишневой кислинкой, а затем… Шоколад…
— Мммм… — Выдохнула, впитывая в себя каждый крошечный кусочек вкуса. Мягкий шоколад расплавлял небо, но затем вдруг переменялся так неожиданно — оттенками тяжелой, дубленой кожи!
Восторг… Каждый раз восторг! — Проглотив вино, раскрыла глаза, и сразу же врезалась в ошарашенный взгляд.
— Что?..
— Лучше не пейте это вино на людях, принцесса. Зрелище… не для всех. — Дядя забрал из моих рук бокал и тут же самозабвенно припал к нему губами.
О чем он?
— Хм… — Брови его сошлись на переносице, нахмурившись. — Я хотел сказать, что оно такое же острое, как ваш язычок, но ведь это не так. Сладким или горьким тоже его назвать не могу, оно какое-то… странное. Особенное.
— Да! В этом все дело! — Я еле удержалась, чтобы не подпрыгнуть от радости. Он понял! — В этом магия мантепульчано — при правильной обработке, виноград раскрывается столькими оттенками, что всякий раз вино будет ощущаться по-разному! Это волшебно, не правда ли?
— Волшебно, принцесса, безусловно. Но не так волшебно, как ваше воодушевление. Да… Теперь я это вижу.
— Видите что?
— Как вы преображаетесь, когда говорите о вине. Мне нравится. Вы действительно похожи на свой любимый сорт.
«Вы преображаетесь, когда говорите о вине. Мне нравится.»
Спрятала розовеющие щеки за кромкой бокала, и глаза опустила туда же. В груди распускались цветы. Мне захотелось положить эту фразу на ту же полочку, где были слова о моей красоте — о том, что я прекрасна, как весенняя ночь. Теперь на этой полочке лежали целых две приятных реплики, а вот шкаф напротив был забит его колкостями под завязку.
Это вино. Это лишь впечатления от любимого напитка, они затмили мне разум. Как бы то ни было…
— Значит, я победила. — Опустила бокал на стол со звонким стуком.
— Вот еще! Я признаю, что вино отличается, но знатоком не стал. Да и танцевать вы еще не пробовали.
— Вы же не ожидаете, что я буду танцевать здесь?
— Почему же?
Нет. Он же не серьезно, верно?..
К сожалению, лазурный глаз и не думал блестеть смешливо. Дядя поднялся со своего места, чем заслонил глядящую на нас луну, и протянул широкую ладонь.
Испуг пробежал по коже настороженными мурашками.
— Я не умею. — Сглотнув, облизала губы. Надо же было так быстро переместиться с вершин винного блаженства на постыдное танцевальное дно!
— Не верю, чтобы принцессу Тосканы не учили.
— Учили, но… — Я деревянная. Не чувствую музыку, руки висят по бокам палками, и никогда не знаю, с какой ноги вступать!
— Давайте, Клариче, я помогу.
Вздохнула так глубоко, будто судьбы мира сего зависели от моего решения. И лишь затем приняла протянутую руку.
Ладонь его оказалась теплой и шершавой. Он чуть сжал мои пальцы, пуская волнительную дрожь вверх к плечу, прежде чем вывести меня из-за стола под тени лимонных деревьев. Луна серебрила седину на его висках. Очерчивала тенями мужественную шею, подкрашивала светлую лазурь глаза в темно-синий.
Если бы я не знала его скверного нрава… Возможно, решила бы, что он красив. В своей особенной манере — как харизматичный, острый на язык дьявол.