— А вы! — Молния ее взгляда пронзила Алонзо, и он только тогда оторвал от меня глаз. — Обращайтесь с ней, как должно! Как с настоящей принцессой Тосканы, ибо таковой Клариче и является. И не позволяйте кому-либо и пальцем ее тронуть!
— Не переживайте, синьора Грасс. Обещаю принести вам пальцы всех, кому хватит смелости до нее дотронуться. — Натянуто улыбнулся он, на что кормилица лишь покачала головой.
— Господь да хранит тебя, милая. — Шепнула она, и, расцеловав меня в обе щеки, удалилась.
А я осталась с дядей наедине.
Только спустя несколько вдохов пелена волнения спала, и я смогла рассмотреть его. К удивлению, на Алонзо не было ни маски, ни маскарадного наряда — широкие плечи обтягивал бархатный колет цвета ночного неба, из-под которого виднелась белоснежная рубашка. Он выглядел чуть торжественнее, чем обычно — борода и усы стали короче и аккуратнее, и волосы были убраны от лица.
Опустила глаза на наши руки, умирая от смущения.
А должна сгорать от злости. Посмел другу о моем страхе рассказать! Мою уязвимость выдал! Еще умолчал о том, что моряк! И даже из вежливости ничего о моем платье не сказал!
Когда гнев начал закипать внутри первыми пузырьками, дядя вдруг отмер.
— Я ужасно зол на вас.
— Что?! Это я зла на вас! — Тут же отняла от него руку, начисто забыв о смущении.
— На меня? Это я что ли снотворного на пристани выпил, заставив тащить себя на руках через полгорода?!
— Уверена, таскали и потяжелее, моряк. Как вы смели рассказать мессиру Джеротти о моем страхе?!
— Что?.. А как еще я должен был объяснить ваше состояние? Сказать, что в волнении напились до беспамятства? Хороша племянница!
— Нет! — Кулачки сжались, в глазах заплясало пламя. — Сказали бы, что чувств лишилась от переживаний, первый бал как-никак! Придумали бы что-нибудь!
— И что бы изменилось?
— Как что? Как что?! Тогда мессир Джиротти не узнал бы, что я боюсь воды! Это мой страх, Алонзо, и распоряжаться им мне! — Его имя обожгло губы.
— Вы себя-то слышите? Переживаете, что о вас подумает какой-то незнакомый мессир, и плюете на то, что о вас подумал я!
— Знаю я, что вы подумали! Хорошо, давайте, насмехайтесь надо мной — какая я трусливая, какая глупая, и страх мой глупый!
— Да, вы чудовищно глупая. — Сказал он неожиданно тихо. Так тихо, что едва расслышала сквозь гул ярости в ушах. — Но не потому, что чего-то боитесь, а потому что не сказали мне.
Он сделал осторожный шаг ближе, проверяя, подпущу ли. Я не шелохнулась.
— Я ведь уговаривал вас. Я искренне хотел, чтобы вы поехали и хорошо провели время, да еще и к женихам присмотрелись, а что в итоге? Я стал человеком, из-за которого вам пришлось себя усыплять.
Опешила, глядя на него во все глаза. Так он не… Не собирается смеяться над моим страхом, более того, винит себя?.. Этот огромный великан винит себя за то, что случилось?..
— Вы не виноваты. — Сказала одними губами. — Это была моя идея. Мое решение.
— Конечно, ваши, я бы в жизни подобного не поддержал — выдумали бы иной выход. Если бы вы сразу сказали о причинах своего нежелания, я бы не стал настаивать, Клариче. И смеяться бы над вами не стал, особенно зная истоки подобного страха.
Лоренцо… Я рассказала ему в последние секунды перед тем, как забыться. Опустила глаза в пол, принявшись теребить невесомый шелк платья.
— Я не заговорю о вашей трагедии или вашем страхе, Клариче, покуда на то не будет вашей воли. Но, дьявол, клянитесь, что будете предупреждать, если еще раз соберетесь выкинуть нечто подобное!
Легким движением его пальцы подняли мой подбородок, заставляя смотреть в лазурный глаз, который вновь стал ярким и смешливым.
— Усыпить себя, это ж надо додуматься! Вы настолько же безумны, насколько красивы.
Его слова опалили жаром щеки и что-то внутри. Нестерпимо захотелось спрятать взгляд, но я устояла.
— Даже не знаю, комплимент это или оскорбление.
— Комплимент. Вы определенно не останетесь без внимания — костюм удивительный. Сияете ярче северной звезды.
— Надеюсь, не ослеплю ваш последний глаз. — Пробормотала, скрывая за колкостью глупое волнение. — А почему вы без костюма?
— О, я в костюме. Глядите. — Отойдя, он обернулся спиной и продемонстрировал лук и колчан со стрелами. — Я — Купидон.
— Купидон?..
Одноглазый Алонзо, с его крепким сложением великана, огромными руками и широченными плечами. В роли пухлого младенца, распорядителя любви. Это стало последней капелькой абсурда в переполненную чашу моего смущения, и я, запрокинув голову, громко расхохоталась.
Так легко и непринужденно. Так естественно и просто. Взяла и рассмеялась этому нелепому костюму, что и не был костюмом вовсе, этой ситуации, в которой оказалась, и этому огромному мужчине, который выбрал для себя самый неподходящий образ.