Глаза заскакали по лицам безликих слуг — их скрывали маски, руки носили подносы, их рты были открыты в том же свирепом ужасе, что и у остальных.
Ты. Белокурая служанка с испуганными глазами, глядящая не на умирающего, но в полу-пустой графин, что держала в руках.
Вскочила, едва разогнув ноги, но тут же качнулась вбок. Крепкие руки подхватили за талию, прижали к широкой груди.
— Сейчас. Сейчас. — Язык едва подчинялся. — Опорожните ему желудок. Сейчас. Я стою. — Дядя кивнул, затем опустился к Фелуччи, а я, шатаясь от опьяняющего ужаса, настигла служанку.
Верминтино выплеснулся за стекло графина, когда я попыталась его забрать.
— Нет! — Качнула головой служанка — и ужас качнулся в застывших глазах. — Нет, я не… ничего не понимаю, ничего…
Она крепко вцепилась в графин, но я дернула резче — и тогда он рухнул на пол, содрагая залу и толпу в рези битого стекла. Упала на колени в багровую лужу, обезумевшая, суетливая, озлобленная. Найти. Спасти. Помочь. Запах, запах, запах!
Ничего не чувствовала. Поганый верментино пах так, как и всегда — вот, зажмурившись что есть силы сжала осколок стекла прямо у носа, растворялась в запахе, упивалась им, но ничего не чувствовала, ни проклятых роз, ни гноя, ни яблок!
«И именно мышьяк таит в себе наибольшую опасность, ибо даже нюх Висконти не сможет его почуять — он не имеет ни вкуса ни запаха.»
Мышьяк. Мышьяк…
Все вокруг закрутилось быстрее. И толпа, и служанка, и ослепляющие огни и пятна вина на моем платье. И стол. Фрукты. Мясо. Не то! Ай! — Ладонь стрельнула болью, но я обтерла стекающую кровь прямо о сверкающий подол. Лимон, лимон, лимон… Лимон!
Подхватила половинку цитруса с запеченного поросенка, кинулась туда — к дяде, что успел перевернуть тело и исполнить мой приказ.
Упала на колени. Посмотрела в распахнутые ужасом глаза — на фоне краснеющих белков они казались еще зеленее, но все еще цеплялись за жизнь. Спасти. Помочь. Помочь…
Оттянув пальцами подбородок, с силой сжала лимон и капли ароматного сока потекли в горло Фелуччи старшего. Он кашлял. Морщился. Пытался дышать и стонать. А я дрожала. Дрожала, но изо всех сил выдавливала лимонный сок ему в рот до самой последней капли, а когда не смогла более — дядя пришел на помощь, и смог выдавить еще столько же.
Фелуччи стих.
Его красивое лицо более не кривилось в попытках глотнуть воздуха. Хрипы сменились глубокими вздохами. Кровь побежала по венам, возвращая лику обычный цвет. Зеленые глаза закрылись на миг, чтобы передохнуть, а когда вновь распахнулись — были уже совсем иными. Благодарными.
Он попытался подняться, но Фабио вернул кудрявую голову к себе на колени. Кажется, его молитвы сменились словами любви.
Кажется, и Алонзо заговорил, обращаясь ко мне. Не уверена. Я не слышала.
Мир перестал кружиться, когда я медленно, будто впервые в жизни, поднялась на ноги. Стоять на них было теперь непривычно. Они дрожали. И рука дрожала от режущей боли — я в удивлении опустила глаза на левую ладонь, чтобы обнаружить зияющий порез, из которого сочилась кровь.
Порезалась? Порезалась…
Появилась зала. И появились люди. Единый организм толпы и шептал едино — все их слова вторили друг другу, сливаясь в зловещем хоре:
Это Алато! Его рук дело!
Капитан Алато! Больше некому!
Помоги нам, Боже, изведи Алато со свету…
Их перешептывания продолжались до тех пор, пока одна из масок не посмотрела на меня. Толкнула другую, та — третью, и вот уже сотни людей как по команде стихли, безмолвно разглядывая меня.
Меня, дрожащую посреди бальной залы подле чудом выжившего человека.
Меня, чье платье было сплошь в пятнах крови и вина.
Меня, чье лицо более не было скрыто маской.
Меня, чью руку рассекал глубокий порез.
«Ни разу не возвращался из Венеции без какой-нибудь безумной истории. Что ж, теперь отдуваться придется тебе.»
Кто же знал, что именно это ожидание я смогу оправдать, Антонио.
----
От автора: В тг канале рассказала немного о ядах и венецианских балах и масках, добавила музыкальную тему Фабио и его внешность, конечно же. Приглашаю в гости aldadio_writer (Альда Дио | Писатель)!
10
Глава 10.
Он был молчалив и мягок. Поступь его не выдавала ни страха, ни паники, лишь тяжелую усталость — Алонзо всегда ходил грузно, чуть качаясь из стороны в сторону, но сейчас шагов его почти не было слышно.
Или это я не слышала.