— Наговариваешь на себя! Ты порой бываешь быстрый, как огонь! А тут «на грибах» словно цепенеешь.
Максим замолкал. И в самом деле, оказавшись «на грибах», он менялся. Если у Анастасии Фёдоровны вид грибов пробуждал азарт, то в душу Максима он вселял какое-то необычное умиротворение и успокоенность. У него пропадало всякое желание куда-то спешить и по поводу чего-то волноваться. Может быть, поэтому после похода по грибы он физически чувствовал себя обновлённым. Вероятно, в природе не существовало другого занятия, за которым так хорошо отдыхали бы нервы, мускулы, мозг. Безделье его утомляло. А тут, «на грибах», вроде и дело-то было пустяковое, а всё-таки оно увлекало, и порой так сильно, что забывалось время.
Так было и сегодня. Максим без устали шёл всё дальше и дальше, не замечая, что сосновый лес с каждым шагом редеет, забитый осинником и мелким кустарником. Грибы попадались реже. Следовало бы давно уже вернуться, но Максима словно несло течением.
Круглая большая корзина до самых краёв была наполнена маслятами. Грибы были сложены один к другому. Природа покрыла их каким-то клейким веществом, и вид их не мог бы оставить равнодушным ни одного человека. Они лежали, как живые существа, готовые в любую минуту встрепенуться.
Не меняя направления, Максим прошёл ещё с километр и остановился на маленькой поляне. Под ногами у него на траве валялся небрежно свёрнутый светло-синий плед, а в трёх шагах от пледа лежала круглая, покрытая лаком трость. «Чьи же это вещи?» — подумал Максим, недоумённо оглядывая полянку и присматриваясь к малорослому лесу, окружающему её со всех сторон.
— Удивительно! — произнёс вслух Максим и поднял палку, а потом плед.
«Кто-нибудь из грибников бродил тут и потерял, — решил он и усмехнулся в душе. — Видно, не один я забываю на грибах обо всём на свете».
Он пошёл дальше, то и дело посматривая по сторонам и надеясь встретить хозяина этих вещей. Но поляна кончилась, лес опять стал гуще, впереди заблестела полоска речки, а никто не встречался. Максим хотел уже повернуть назад, как вдруг увидел под черёмуховым кустом незнакомого человека. Он был в белом парусиновом костюме, в широкополой соломенной шляпе, в пенсне; его морщинистые щёки прикрывали седые взлохмаченные баки. Человек сидел перед мольбертом и, то и дело взглядывая на прибрежные кусты, торопливо тыкал кистью в холст.
— Простите, пожалуйста, не ваши ли вещи я подобрал? — приближаясь к художнику, спросил Максим.
Человек так был увлечён работой, что даже вздрогнул от неожиданности. Он быстро поднялся с походного складного стула и, заслоняя ладонью глаза от лучей солнца, пробивавшихся сквозь листву, в упор посмотрел на Максима.
— Покорно благодарю. Я считал их безвозвратно потерянными.
Максим подошёл к художнику и подал ему плед и палку. Тот принял их, но тотчас же бросил в траву, под куст.
— Ай, какая прелесть у вас! — сказал он и уставился своими близорукими глазами на грибы в корзине.
— Набрал в сосновом лесу, — встряхивая корзину, сказал Максим, чувствуя неудобство за то, что отвлёк художника от холста, и собираясь поскорее оставить его в одиночестве.
Но тот словно угадал, что было на душе у Максима.
— Не спешите, пожалуйста, — просяще сказал художник и присел, чтобы лучше рассмотреть грибы.
«Быть может, натюрморт с грибами решил написать», — подумал Максим и чуть приподнял корзину.
— Как на подбор, один к одному! — снова начал восхищаться художник. — Вы не простой сборщик грибов, а талант в своём роде. И сколько же времени вы затратили, молодой человек, на эту корзину?
«Молодой человек? Неужели он не видит, что я уже далеко не молодой? Или это только сравнительно с ним?» — пронеслось в уме Максима.
— Сколько времени? Брожу с утра. Как говорят хозяйственники: работа малорентабельная, — засмеялся Максим.
Засмеялся и художник, подёргивая себя за пышные баки.
— В старину-то не зря говорили: охота пуще неволи. Это останется истиной для всех поколений.
Максим понял, что художник, по-видимому, за день натосковался без людей и рад этой встрече с незнакомым человеком.
— А вы что же… на этюдах здесь? — спросил Максим, присматриваясь к старику и думая: «Видимо, художник из приезжих. Высокоярских я всех как будто знаю».
— Как вам сказать, — замялся художник. — Есть старинная русская пословица: «Каждый по-своему с ума сходит». Я с юности слыву чудаком оттого, что имею вот эту слабость, — он потряс в воздухе кистью. — Но эта страсть, знаете, безобидная. Кроме меня, от неё никто не страдает. Ещё вот только вышка дома. Она забита холстом и картоном…
— Ну, зачем же на вышку?! У нас в городе есть выставочный зал! — воскликнул Максим, про себя подумав: «Художник в припадке самокритики».
Но тот словно не слышал его слов.
— Среди моих сверстников есть люди со всякими странностями. Одни пристрастился к рюмке, другой… — художник засмеялся, давясь словами и откашливаясь: — Другой неравнодушен к кошкам… Нет, знаете, увольте от такого занятия… И отчего всё это?.. От одиночества!
— Вы что же, совершенно одиноки? — спросил Максим, когда художник умолк.
Старик не сразу ответил, присматриваясь к Максиму и про себя взвешивая, доступен ли ему такой сложный разговор.
— Формально — нет, фактически — да, — наконец сказал он, по-видимому решив, что с Максимом можно говорить откровенно.
Максим вопросительно взглянул на художника, ожидая, что он расскажет о себе. Но тот замолчал, и у него был такой вид, что казалось, к начатому разговору он уже не возвратится.
— Если вы не торопитесь, — тихо и как-то особенно проникновенно сказал художник, — то я вам расскажу… то ли быль, то ли притчу.
— Пожалуйста, — ответил Максим.
— В таком случае присядем, — предложил художник и, разостлав на колоде свой плед, только что подобранный Максимом в лесу, первый сел на него.
Максим примостился на краешке, намереваясь за разговором покурить.
— Так вот. Жили-были на белом свете три друга, и каждый мечтал о своём счастье. Но счастье представлялось им по-разному. Первый думал, что счастье — это богатство, второму счастьем казался талант, а третий считал, что счастье — семья… Долго ли, коротко ли, но все они достигли своего счастья. Однако у всего есть конец, есть конец и у человеческой жизни. Перед смертным часом собрались друзья, чтобы подвести итоги. Первый сказал: «Богатым я был, а счастья не испытал. Умираю скрягой и человеконенавистником». Второй сказал: «Талантливым я был, а счастья не испытал. Ухожу из жизни истёрзанный одиночеством». Третий сказал: «А я познал, что такое счастье. Ухожу обласканный близкими и оставляю земле самое ценное — новых людей».