— И ещё, Станислав, скажу тебе вот что: нехорошо ты поступил, трусливо! Обманул всех колхозников. Уж тебя ли не жалели в Мареевке? Все думали, что ты советский боец, открытая душа, а ты затаился, как улита в скорлупе. Ну зачем ты обманывал? Думаешь, кто-нибудь отца стал бы тебе вспоминать? Какой же ты тупой умственно!
Станислав молчал, сопел, моргал зелёными глазами.
«Возможно, он ещё поймёт, как ему поступить надо. С ним ведь никто не беседовал по-человечески», — оценивая по-своему молчание Станислава, думала Ульяна.
Но девушка явно переоценила воздействие своих слов. Всё, что она говорила, совершенно не поколебало Станислава. Её спокойную рассудительность он воспринимал по-своему. «Дитё! И слова-то чужие говорит! Надули ей политруки в уши, вот она и повторяет их поучения к месту и не к месту. Когда разберётся в том, что я говорю, рада будет».
Станислав почувствовал, что не может отступить, не выполнив своих намерений. «Самому господу богу было угодно подослать её мне в час моей телесной тоски по ней», — думал он, припоминая, как прошедшей ночью разбушевавшееся воображение рисовало ему девушку и его утехи с ней.
— Ну, Станислав, бывай здоров! Подумай насчёт своих драгоценностей. Тятя мой часто говорит: «Доброе имя дороже золота», — сказала Ульяна, поднимаясь, чтобы взять ружьё, висевшее на черёмуховом сучке, и идти дальше. «Покушаю уж теперь на пасеке, что ж время попусту терять», — решила она.
Вдруг Станислав на четвереньках, как борзой кобель, кинулся к Ульяне, схватил её за ноги и повалил в траву.
— Богом ты мне дана! Богом! — обезумев, забормотал он, хватая её за руки и вытягивая их.
— Ты что, одурел?! — крикнула Ульяна не своим голосом, и ужас охватил её. Она изогнулась, приподнялась, упираясь о землю ногами и головой.
Но Станислав уже держал её мёртвой хваткой, и вывернуться ей не удавалось.
— Находка! Взять его! — крикнула Ульяна.
И тут произошло то, на что Станислав никак не рассчитывал: в одно мгновение собака прыгнула ему на спину, разъярённо вцепилась клыками ему в плечо. Пронзённый острой болью, Станислав заорал что было мочи и отпустил руки Ульяны. Ульяна собралась в комок, сбросила Станислава с себя и, не вставая, придвинулась к черёмухе. Станислав схватил Находку за горло, начал душить. Между тем Ульяна была уже на ногах. Она схватила своё ружьё и выстрелила. Пламя полыхнуло над головой Станислава. Он отпустил собаку, встал на колени.
— Ульяна, не губи мою грешную душу! — молитвенно сложив руки, завопил Станислав.
Лицо его, измазанное кровью, было до омерзения искажено животным страхом. Находка наскакивала на него, хватала то за ноги, то за руки.
— Только шевельнись, купеческий выродок, я тебя убью, как змею подколодную! И знай, низкая твоя душа, патрон у меня с разрывной пулей, на медведя вставлен!
Эти слова Ульяна прокричала сдавленным голосом. Её всю трясло, как в лихорадочном ознобе. В эту минуту она не знала, что сделает дальше, как поступит. Она была в таком состоянии, когда действия человека безотчётны, разум их не контролирует.
Станислав чувствовал это и стоял на коленях, боясь шевельнуться и бормоча молитву.
«Что же мне делать с ним? Отпустить? Он может убить меня. Да и разве можно такого гада держать в тайге? Он будет пакостить на каждом шагу», — лихорадочно думала Ульяна, продолжая стоять с ружьём, взятым на изготовку.
— Эй ты, грешная душа, выходи на тропу. Пойдёшь впереди, поведём тебя с Находкой на пасеку. Если вздумаешь убежать, пуля догонит. Вставай! — Ульяна попятилась на несколько шагов в бурьян. — Находка! Иди за ним вслед. Чуть с тропы свернёт — грызи его без пощады!
Собака угрожающе зарычала, закрутилась возле Станислава, сердито залаяла на него.
— Ну иди! Чего ждёшь? — бросила Ульяна.
— Ружьё у меня осталось и тужурка, — с трудом выговорил Станислав.
— Ишь ты, чего захотел! Никуда не денется твоё ружьё и тужурка, шагай! — прикрикнула Ульяна.
Станислав пошёл. Ступив раза два, оглянулся. Собака шла от него в двух шагах. Ульяна — самое большое в десяти. Ружьё она несла на руках. Ствол был направлен прямо ему в затылок.
Когда выбрались на тропу, Станислав, чуть замедлив шаг, начал умолять отпустить его.
— Половину всех драгоценностей отдам! Буду вечно поить-кормить тебя! Всё, что захочешь, сделаю для тебя! Рабом твоим стану! — говорил он.
— Ну-ка, замолчи! — повелительно сказала Ульяна. — Да перестань говорить мерзости и руки закинь назад, чтоб я видела их! И не вздумай сбежать! Я и второй ствол перезарядила. Одной пули для тебя будет мало, вторую дошлю! И не смей оглядываться!
Станислав замолчал, опустил плечи, закинул руки за спину. Неподалёку от пасеки Станислав попытался ещё раз уговорить Ульяну:
— Поимей сердце, Ульяна Михайловна! Ну за что вы меня так жестоко наказываете? Да, я оказался грубым с вами, но я уже понял и пережил своё недостойное поведение. Зачем же казнить и без того несчастного человека?!
Станислав громко всхлипнул, широкие плечи его затряслись.
— Я тебя, кажется, починю всё-таки, Станислав! Нет моих сил больше слушать твои изуверские речи! — выходя из себя, закричала Ульяна.
«Скорей бы дойти до пасеки! И почему её так долго нету? О, батюшки, каким невыносимо тяжёлым стало ружьё!» — думала Ульяна, с каждым шагом, чувствуя, что усталость овладевает всеми её членами и вот-вот свалит с ног.
Наконец пахнуло дымком. Этот лёгкий, чуть уловимый среди аромата трав горьковатый запашок обрадовал и обеспокоил её. «А вдруг случится, что на пасеке никого нету? Что я с ним буду делать? Неужели в Мареевку вести? Сбежит ещё… Сделаю так: посажу в избушку пасечника и подопру дверь бревном», — решила Ульяна.