— Хочешь потанцевать? — спросила она.
— Что? Борода Вила подпрыгнула, а челюсть отвисла от удивления.
— Я спросила, не хочешь ли ты потанцевать? — повторила Мартина, на этот раз более громко.
— Я?
— Конечно, ты! Остальные немного коротковаты, даже для меня. Почувствовав изобилие напитка, Арфистка ухмыльнулась и рывком подняла мужчину на ноги.
— Я не очень хороший танцор, — неуклюже запротестовал Вил.
— О, да ладно. Не надо портить мне настроение. Мне все равно, даже если ты один из тех одноногих фазанов, которые бродят по лесу. Выпей, — приказала она, допивая остатки сидра. Скрипачи запустили барабан.
— Мне никогда не удается двигаться в ногу!
Она вытащила его на пол, игнорируя его мольбы. Танцоры-гномы весело освободили пространство для гигантской пары. — Просто наблюдай за ними.
Прежде чем он успел вникнуть в ее совет, она схватила его за руки и закружила их в быстром ритме танца. Храбрый Вил изо всех сил старался не отставать, его лицо выражало агонию сосредоточенности, когда он смотрел на ее ноги и пытался соответствовать вихревым шагам. Как следствие, он всегда опаздывал, по крайней мере, на полшага и вечно делал беспорядочные шаги, чтобы восстановить ритм.
Они закружились и врезались в маленькие парочки вокруг них, как в кегли в кегельбане в таверне. Очевидное удовольствие Мартины и взволнованные извинения Вила только добавили веселья другим танцорам.
Мелодия закончилась, но для Мартины прошло слишком много времени с тех пор, как она отдавалась таким простым удовольствиям. Скрипачи, возможно, почувствовав ее настроение, заиграли зажигательную польку, которая снова закружила пару по танцполу. Вопреки себе, Вилу удалось обрести достаточную уверенность в своих простых шагах, чтобы оторвать взгляд от ее ног и время от времени улыбаться, хотя его голова все еще отсчитывала ритм музыкантов.
Сверкая каблуками, они головокружительно закружились по полу, Мартина вела Вила шалящими шагами. С их миниатюрной мебелью и соответствующими людьми, лабиринт превратился в детский кукольный домик. Они пронеслись мимо высохших «мухоморов», изображающих из себя торжественных древних, мимо дам, одетых как высушенные куклы, девушек, мимо воинов, выстроившихся вдоль стен, как боевые куклы, мимо ухаживающих влюбленных, которые дразнили друг друга, как дети. На мгновение все заботы Мартины испарились вместе с парящей музыкой. Смычки на скрипке заиграли быстрее, когда она сбросила мантию формальной сдержанности.
Когда полька внезапно остановилась, Арфистка, тяжело дыша, рухнула на своего партнера. Его грудь сильно поднималась и опускалась, слегка вздымаясь от их поворотов. Она позволила себе насладиться резким запахом его пота и почувствовать грубые мышцы его груди.
Сидя на бочке, ведущий скрипач расправил шею, затем перекинул свою длинную белую бороду через плечо и положил скрипку на сгиб руки. Пока другие скрипачи отдыхали, старый гном извлек из своего инструмента первые ноющие аккорды скорбной мелодии. Постепенно крошечные танцоры, мужья-воины и их жены, полные надежд влюбленные и обезьянничающие дети, столпились в центре зала. Мартина держала Вила на полу, когда начался танец, ее голова все еще была прижата к нему. Танцоры мягко покачивались на полу, два человека в центре, как живое майское дерево на весеннем празднике. Бессознательно руки Вила сомкнулись вокруг нее.
Мелодия скрипача, казалось, вызывала беспокойство сообщества, гудящие струны хардрейнджеров зловеще грохотали о какой-то будущей судьбе. Пьющие на скамейках замолчали, когда смычок музыканта запел голосом зимнего ветра и безлунной ночи
Музыка витала в воздухе даже после того, как смолкла последняя нота, и все затаили дыхание, смакуя воспоминание о скорбной мелодии. Наконец другие танцоры медленно остановились, но по-прежнему никто не произносил, ни слова, боясь разрушить чары. Вил и Мартина оставались в своих объятиях, не подозревая, как тесно они прижимаются друг к другу. Лишь постепенно жизнь возвращалась на вечеринку. Затем, с явной неохотой, Мартина выскользнула из объятий Вила и позволила увести себя с пола.
— Танцы, безусловно, пробуждают жажду. Слова Вила были натянутыми, когда он выбирал путь к бочкам.
— Маленький скрипач был очень хорош, — сказала Мартина с такой же неловкостью, пытаясь расправить свою помятую одежду.
— Это Реко, их бард, — объяснил бывший паладин. — За триста сорок семь лет у него было много времени для практики.
На мгновение Мартина опешила, пока не вспомнила, что большинство гномов прожили более трех столетий или даже больше. Эта мысль внезапно заставила ее задуматься — сколько лет этому лабиринту. Как давно Вани заняли эту долину?
Ее вопросы так и не были заданы, потому что в этот момент в зал ворвался пухлый юноша. В своем порыве гном пронесся сквозь толпу, как маленький валун, напугав одну из скамеек, полную выпивох, так, что они чуть не упали на пол. Болтовня в зале внезапно прекратилась, хотя никто не пошевелился, опасаясь того, что они могли услышать.
— Отец мертв! — выпалил юноша-гном, его глаза расширились, а голос прерывался от слез. — На нашу ферму напали гноллы. Худни… Отец... все мертвы!
Глава десятая
Гуляки погрузились в тишину. Топот танцоров прекратился, и затихающий гул струн скрипки эхом разнесся по деревянным залам. Сплетники прекратили свою болтовню. Кружки перестали звенеть. Древние гномы, наполовину оглохшие, напрягали слух, чтобы расслышать следующее слово, не уверенные в том, что уже было сказано.
— Брат Бури, что случилось? — тихо спросил старейшина Сумало своим тонким, хриплым голосом. Старый священник пробился сквозь ошеломленных гномов, чтобы добраться до дрожащего юноши. Сумало старался говорить спокойно и успокаивающе, чтобы ужас мальчика не посеял панику среди гуляк.
— Это были гноллы, — выпалил Бури, его толстые щеки задрожали, когда он попытался взять себя в руки. — Мы с отцом как раз заканчивали работу, мы собирались пойти на танцы, и я зашел внутрь, а потом отец крикнул, что идут гноллы, а потом он закричал. А потом они выломали входную дверь, и я... я... Он запинался, голос молодого гнома сорвался, подхваченный слезами, которые стекали по его жидкой бородке.
Сумало сжал плечи юноши, придавая ему уверенности. — И?
— Я сбежал через запасной выход… но отец этого не сделал.
К этому времени мужчины Вани собрались поближе, чтобы послушать рассказ. Те, кто был в возрасте воина, жались ближе всех и слушали наиболее внимательно. Мартина, оттесненная толпой маленьких воинов, заметила Джуку, Тури и Оджакангаса в первых рядах.
Джука повернул юношу от Сумало лицом к себе. — Бури, сколько там было людей-собак? Хотя Джука говорил тихо, в его голосе не было мягкости. Его глаза были решительными и яркими.
— Я не знаю.
— Подумай. Подумай хорошенько. Мы должны знать их количество. Подумай о здешнем лабиринте! Сколько их там было?
— Десять... может быть, больше. Я не уверен! Однако с ними было большое белое существо — оно выломало дверь. Округлое тело юноши задрожало, как будто собиралось растаять в руках Джуки.
— Это Вресар! Мартина проглотила имя, но воины все равно его услышали.
— Хватит, Джука, — твердо сказал Сумало, освобождая мальчика из рук лесника. — Бури, тебе достались трудные времена. Оставайся здесь со своими кузенами и отдыхай. Кара… Хейкко… вы возьмете мальчика к себе? Священник подвел юношу к золотоволосому воину и его дородной жене. На их лицах отразилось беспокойство, они обняли юношу и увели его с собой.
Удовлетворенный тем, что о юном гноме позаботились, Сумало поспешно повернулся к Арфистке, его коренастое тело напряглось от неудовольствия. — Вы что-то знаете об этом?