Машина не рассчитана на такую большую скорость: может развалиться. А если хватит прочности, не выйдет из пикирования: засосет. С полным напряжением мышц начинаю выводить. Слушается туго, но слушается. Правда, в глазах темнеет от перегрузки, но я по опыту знаю, это пройдет, стоит только ослабить давление на ручку. Еще небольшое усилие. Только бы выдержал «як»! Должен! Так мне хочется. И я тяну. Хотя в глазах ночь, но чувствую, все в порядке.
«Як» молодец, выдержал! В глазах проясняется, вижу горизонт, небо, землю. Здесь где-то должна быть «Арада». Вот она! Рядом. Рассчитал удачно. И тут случилось то, чего я перестал уже опасаться. Раздался взрыв, удар по голове. Я захлебнулся от чего-то густого, холодного. В глазах опять потемнело. Сознание четко отметило: это последняя атака. Разрыв снаряда в кабине… Но почему обдало холодом, а не жаром и я не чувствую ни боли, ни палящего огня? Рассыпался самолет?.. Однако передо мной снова небо, земля, горизонт и «Арада». Мой «як» цел. А взрыв, удар?.. Вот оно что — сорвало с кабины фонарь, и холодный воздух хлестнул в лицо. Беру «Араду» на прицел!
Вот неудача. Уже далеко, могу не попасть. Стреляю. Великолепно! Шнуры трассирующих снарядов и пуль догнали противника и впились в его тело. Из «Арады» брызнули искры, огонь, повалил густой дым, и самолет скрылся в берлинской гари.
Досадно! Возможно, враг споткнулся и врезался в землю?
— Где реактивный фашист? — запросил я землю.
— Куда-то пропал.
В воздухе мы уже сорок минут. У Як-3 горючего хватает только на час. Скорее на аэродром!
Механик самолета техник-лейтенант Ефим Смоленский встревожился, когда увидел, что я прилетел без фонаря. Да, очевидно, и мой вид насторожил техника. Он прыгнул на крыло:
— Что с вами, товарищ майор?
— Со мной ничего, а вот с машиной непорядок.
— Фонари не выдерживают больших скоростей.
«Какая пустячная недоделка, — про себя отметил я, снимая с головы шлемофон, — а сколько принесла неприятностей!»
30 апреля советские войска ворвались в рейхстаг, и над ним рано утром 1 мая взвилось Знамя Победы.
Сколько времени мы ждали этого дня! В Берлинской операции все жили победой, поэтому в редкой части, наступающей на Берлин, не имелось знамени. Кто не мечтал водрузить его над рейхстагом!
Решено было, чтобы Знамя Победы над Берлином взвилось и от авиаторов. Выполнить эту почетную миссию было поручено 1-му гвардейскому ордена Ленина, ордена Кутузова III степени истребительному полку и 115-му гвардейскому.
1 мая 1945 года в 12 часов, дня с аэродрома Альтено взлетели две группы истребителей Яковлева. Знамена находились на самолетах майора Ивана Малиновского и старшего лейтенанта Кузьмы Новоселова. Мы, инструкторы ВВС, сопровождали их в качестве почетного эскорта.
День стоял солнечный, тихий. Однако сразу же меня охватило беспокойство — город закрыт гигантским темно-розовым колпаком войны. Более десяти суток по Берлину била артиллерия двух фронтов. Дым пожарищ и гарь взрывов поднялись в небо до восьми километров и по фронту растеклись до ста. Увидит ли земля в этой мгле наши знамена?
Но почему весь этот гигантский колпак над Берлином с розовым, кровавым оттенком? Неужели это все отблески затихающих пожаров?
В этой мгле найти рейхстаг, над которым должны быть сброшены знамена, невозможно. И вдруг мы как будто врезались в солнце, в голубое небо. Глаза на мгновение ослеплены. Когда я взглянул вниз, сразу все стало ясно. Центр Берлина напоминал кратер извергающегося вулкана. Лавина огня. В эти минуты по последним очагам сопротивления фашистов било около двадцати тысяч пушек и минометов. Воздух от огня нагревался и, поднимаясь ввысь, разгонял копоть — закон физики, — над центром Берлина образовалась воронка чистого неба. В. ней вспыхнули кумачом два шестиметровых знамени с надписью белыми буквами «ПОБЕДА».
На душе стало легко, словно с плеч свалилась вся тяжесть войны. А знамена, рдея в лучах полуденного солнца, как символ торжества идей Великого Октября, как предвестники скорого мира, величественно колыхаясь, медленно опускались на почерневший от пожаров город.
Аэродром Риза, что невдалеке от Дрездена.
8 мая, налетавшись на прикрытие войск 1-го Украинского фронта, пришедшего на помощь восставшей Праге, мы, инструкторы, крепко спали. Разбудила нас стрельба за окном дома.
Отдельные группки разбитых фашистских армий скрывались в лесах. Мы подумали, что, возможно, какой-то из подобных отрядов и произвел нападение на аэродром. Быстро оделись и вышли на улицу. Часовой, охранявший нас, выпустил длинную очередь из автомата.
— Что вы стреляете?
— Все стреляют, товарищи командиры, и я стреляю. — В голосе часового радость.
Вблизи нашего дома находился узел связи. Часовой связистов тоже встретил нас очередью из автомата в небо.
Даже в темноте было видно ликующее, лицо часового. Не спрашивая его больше ни о чем, пошли к связистам. Они звонили во все телефоны, но никто не отвечал. Наконец из одной трубки, словно из репродуктора, послышались ликующие слова:
— Мир! Мир же! Победа!
1417 дней войны позади!
— Ура! Ура! — ликовали все.
Выйдя на улицу, мы тоже разрядили из своих пистолетов одну за другой две обоймы.
А стрельба все нарастала. Заговорили пулеметы, разрезая ночь огненными струями трассирующих пуль. Вскоре включилась зенитная артиллерия, разукрашивая небо разноцветными фейерверками. Стреляли все, кто имел оружие. В полный голос играли гимн Победе, извещая человечество о мире.
Ночь отступила, стало светло как днем. Никто не экономил боеприпасы. Зачем их везти назад? Да и понадобятся ли они еще когда-нибудь?..
Перед зарей победный гул достиг наивысшего накала. С рассветом он начал спадать, и, как только блеснуло солнце, на земле наступила тишина. Желанная тишина, в которой солдаты в великом молчании переходят из состояния войны в состояние мира.
Взошло солнце. Какое оно большое и ласковое! Оно тоже, казалось, сияло торжеством Победы! Весь мир залит солнцем. И торжественной, счастливой тишиной…