В траншеях разведчиков встретил боец, посланный командиром стрелковой роты.
— Я вас проведу, — сказал он.
— А где командир роты? — спросил Марченко.
— У себя в блиндаже, — ответил солдат.
— Что же тут у вас произошло без нас? — спросил у бойца Шахаев, снимая сапог и выливая из него зачерпнувшуюся еще у того берега воду.
— На ту сторону переправлялись. Бой вели.
— Ну и как?
— Что — как?
— Как же бой-то?
— Оно бы ничего. Переправились как есть все. И высоту отбили. И вдруг приказ — отходить. Зачем переправлялись, не понять. Только кровь пролили… Скоро, должно, опять пошлют туда…
— А может быть, нужно было вести этот бой?
— Может, и нужно, кто знает, — быстро согласился солдат. — Только людей-то жалко…
Он не договорил. Снова раздались пушечные выстрелы, и опять несколько снарядов один за другим упали неподалеку, обдав своим горячим дыханием лица солдат. Молодой пехотинец уже лежал на дне окопа, уткнув голову в патронную нишу.
— Ну, веди. Эй ты, орел! — Сенька не совсем ласково пнул бойца в спину.
Тот встал и, ошалело взглянув на Ванина, проворчал:
— А куда торопишься? Думаешь, там не стреляют?
— Я ничего не думаю. Веди к командиру роты.
— Что ж, пошли… Только вы у него все не поместитесь, тесно там.
Наконец добрались до блиндажа командира стрелковой роты. Вход в этот блиндаж был закрыт трофейной плащ-палаткой, сквозь которую чуть-чуть пробивался свет. Кто-то, должно быть сам ротный, разговаривал по телефону. Доносился хриплый, простуженный голос:
— Сорок активных… Что?.. Уже проверил… Да, да, пришлите побыстрей… Говорю, что еще днем все проверил!.. Хорошо…
— Здесь можете передохнуть, — сказал разведчикам Марченко. — А вы, товарищ Шахаев, пойдете со мной. Доложите о выполнении задания. — И, не заходя в блиндаж, лейтенант в сопровождении Шахаева пошел дальше.
Боец-проводник просунул голову под плащ-палатку.
— Товарищ старший лейтенант! Разведчики с того берега тут.
— Хорошо! Пусть заходят, майор Васильев уже звонил, спрашивал о них, — раздался в ответ хриплый голос.
Отогнув плащ-палатку, разведчики один за другим пролезали сквозь светящуюся щель. Кряхтел Пинчук, в три погибели изогнулся Аким, и только Сенька проскочил в эту дверь без всяких затруднений.
Маленький, наскоро сооруженный и так же скоро обжитый блиндаж походил на коробку с сардинами — так много было в нем людей. Добрая половина бойцов уже спала. Возле лампы, сделанной из снарядной гильзы, сидели друг против друга двое, сложив калачиком ноги, так как вытянуть их было некуда.
— Ну вот, товарищ Финогенов, поздравляю вас с получением комсомольского билета. Надеюсь, оправдаете высокое доверие…
Сказавший это приветливо смотрел на бойца; солдат держал в руке новую серую книжечку и как-то робко улыбался.
В говорившем Сенька узнал капитана Крупицына — помощника начальника политотдела по комсомолу. Это он, когда были тяжело ранены командир батальона и его заместитель, взял командование на себя и овладел высотой. Ванин познакомился с ним еще на Волге, когда Саша Крупицын вот так же, в крохотном блиндаже, вручал и ему комсомольский билет, а потом вместе с разведчиками ходил за «языком».
Крупицын считался самым оперативным работником политотдела. Его редко видели в штабе дивизии. Целыми сутками пропадал он в окопах, среди солдат, без которых, казалось, он не мог прожить и одного дня. Захватив с собой полевую сумку, туго набитую членскими билетами, он отправлялся в полки, пробирался прямо на передовую, в роты, и тут же, где-нибудь в траншее или окопе, помогал комсоргам организовывать прием молодых бойцов в комсомол. Нередко он помогал писать заявления, находил рекомендующих, а иногда и сам рекомендовал. Заполняя членские билеты, Крупицын ставил свою заковыристую подпись и тут же их вручал. Иногда это происходило перед самым боем, и часть выданных им книжек на другой же день возвращалась обратно. Эти билеты были новенькие, бережно обернутые в пергаментную бумагу, с короткой пометкой: «Убит».
Здороваясь с Крупицыным, Сенька неожиданно сообщил:
— А у нас погиб один… Уваров его фамилия.
— Я знаю, слыхал уже, — сказал капитан.
— От кого это? — удивился Ванин.
— Сапер один сейчас сюда забегал. От него и узнал.
— А-а, Пчелинцев… Мы ему еще на том берегу об этом сказали. Встречал он нас. Дружил с Уваровым… — голос Ванина оборвался.