— Это кто ж тебе сказал, что она погибла? — остановил Гунько посыльного. — Нет, солдат, ты так не докладывай майору… Кто дал тебе право говорить так о моей батарее?.. Она жива и будет еще долго жить и колотить фашистов до полного их издыхания!.. Ведь немцев-то мы остановили! Как стемнеет, пусть повозки за ранеными приедут. Не забудь сказать об этом майору. А санитаров — сейчас же сюда!.. Ну ладно, беги!..
Пригнувшись, посыльный быстро побежал по траншее, придерживая сбоку противогазную сумку, которую, видать, давно уже приспособил для хранения НЗ.
Забаровцы помогли Гунько похоронить в разрушенном блиндаже убитых. Командир батареи кого-то искал еще.
— Вы что? — спросил Забаров.
— Парторга никак не найду.
Пошли искать вместе. Искали долго. Наконец нашли.
Он лежал с оторванной ногой под обломками перевернутой взрывом пушки, зажав в левой руке таблицу стрельбы, — парторг был командиром второго орудия.
— Вчера рекомендацию мне в партию писал, — сказал ефрейтор Печкин, и все еще раз посмотрели на парторга. Потом Печкин и маленький, прижившийся в батарее пехотинец разобрали обломки и осторожно вытащили парторга.
— И салют-то нечем отдать. Ни одной пушки не осталось, — огорченно вымолвил Печкин.
— Ничего, — тихо сказал Гунько. — Москва всем отдаст салют. Никого не забудет.
— Никого, товарищ старший лейтенант! — воскликнул Аким и покраснел.
В эту минуту земля гулко вздрогнула, качнулась под ногами. Это била по немецкой переправе пушка из соседней батареи.
— Товарищи! — обратился Гунько к разведчикам, когда все было закончено. — Вон рядом с тем подбитым немецким танком… Видите — носом ткнулся в какую-то яму?.. Там упал наш пехотинец. Это он поджег танк. Надо бы посмотреть. Может быть, он тяжело ранен, а не убит…
— Ну-ка, Ванин, ты моложе всех, — приказал Забаров. — Сбегай-ка.
— Разрешите и мне пойти вместе с ним, — попросил Аким.
— Иди.
Сенька посмотрел на Акима, но ничего не сказал.
До танка было метров двести. Ванин добежал до него первый. Еще издали он заметил бойца. Теперь нагнулся над ним и закричал:
— Аким, это Фетисов!..
Фетисов шевельнулся и простонал.
— Товарищ сержант!.. Это мы, разведчики! — тормошил раненого Ванин.
Фетисов приоткрыл слипшиеся, тяжелые веки, узнал:
— Вы… ребята?
— Мы!.. Мы!..
— Ты ранен! Понимаешь, ранен!
— Как ранен?.. Ах, да…
Разведчики подняли его на руки, понесли.
— Постойте, постойте!.. — вдруг взволновался сержант, бледнея и кусая испеченные солнцем, бескровные губы. — А сумка… сумка моя где?..
— На кой черт она тебе сдалась! — не выдержал Сенька.
— Там… там расчеты… они погибнут!
— Ладно, товарищ сержант, — успокоил его Аким. — Сейчас поищем. — Он вспомнил ту ночь, когда они застали Фетисова за исследованием минных осколков и стабилизаторов.
Сумку нашли. Она лежала недалеко от того места, где разведчики увидели Фетисова.
— Большое нам спасибо, ребята!.. — немного окрепшим голосом поблагодарил сержант, принимая из рук Акима сумку и прижимая ее к своей груди.
Фетисова оставили на батарее Гунько. Старший лейтенант обещал отправить его в медсанбат вместе со своими ранеными, когда прибудут повозки.
Распрощавшись со старшим лейтенантом, разведчики стали пробираться в расположение своей роты.
5
Утомленный день медленно-медленно подходил к концу. От Шебекинского урочища к Донцу ползли лохматые тени, мягко и осторожно, как хирург, ощупывая глубокие раны земли. Из леса тянулись длинные вереницы санитарных повозок. Им навстречу шли легкораненые, некоторые из них несли перед собой, как хлеб-соль на рушниках, белые перебинтованные руки. Дымили походные кухни. Из артиллерийских мастерских, расположенных в лесу, грузовики тащили отремонтированные орудия. Пылили танки, направляясь правее, где еще бой не утихал и где противнику удалось вбить клин в нашу оборону. Живыми зелеными цепочками текло пополнение, тускло отсвечивали каски. По-прежнему над Донцом вились наши штурмовики. Высоко, не видимые глазом, шныряли истребители — там, не прекращаясь, шел воздушный бой. Направлялся на передовую новый иптап, еще не вступивший в дело. Вслед за орудиями, подпрыгивая на неровностях, громыхало несколько походных кухонь. Ехала кухня с полным котлом горохового супа и на батарею Гунько. Старичок повозочный резво помахивал кнутом, понукая своих не слишком шустрых лошадок. Рядом с ним восседал повар.