матери, взявшей его из зыбки покормить, и не знал, что с молоком ее он как
бы уже впитывал в себя все то, что завещал человек, смерть которого
оплакивал весь мир в ту лютую и трагическую январскую стужу. Мать прижимала
Васю к своей груди. Спи, малютка! Пусть великое горе не касается твоего
крохотного сердца. Вырастешь -- все поймешь и узнаешь, а в лихие годы
окрепшими руками поднимешь знамя с образом Ленина и понесешь его сквозь
огонь вперед, по родной стране и далеко за ее рубежи. А пока спи...
Вася рос вместе со своей юной республикой. Он помнит, как его старшая
сестра, Ленушка, прочла ему рассказ о Володе Ульянове, мальчике, которому
суждено было стать вождем всего человечества. Вася заставлял сестру читать
этот рассказ дважды и трижды и незаметно для себя заучил его наизусть.
Однажды он вернулся с улицы и, сияющий, встал у порога. На его груди
пламенел красный галстук. И алее галстука горели Васины щеки. Ленушка,
увидев брата, радостно засмеялась, звонко крикнула:
-- Будь готов!
-- Всегда готов!
А годы шли да шли.
Вася в группе товарищей и подруг -- студентов художественного училища,
таких же юных, здоровых, жизнерадостных и, понятно, озорных,-- шел в райком
комсомола за получением комсомольского билета. В райкоме ему задали один
лишь вопрос, хотя Вася был совершенно уверен, что его будут спрашивать не
меньше часа и обязательно "зашьют". Но его только спросили:
-- Задача комсомольца?
-- Быть всегда впереди, любить Советскую родину и защищать ее до
последней капли крови! -- звонким, срывающимся голосом ответил он и робко
посмотрел на человека в черной, военного покроя, гимнастерке. Тот встретил
его взгляд улыбкой:
-- Правильно! -- И протянул Камушкину маленькую книжечку.
Вася взял ее, прочел: "Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз
Молодежи", затем мысленно сократил слова, соединил начальные буквы этих слов
вместе, получилось: "ВЛКСМ". Долго смотрел на ленинский силуэт, чувствуя,
как сердце буйно гонит по жилам молодую горячую кровь. Силуэт оживал, перед
встревоженным волнением взором парня вставал ленинский образ и слышались
слова:
"Будь готов!"
И сердце отвечало:
"Всегда готов!"
Впрочем, Вася был уже не пионером, а комсомольцем.
-- Ленушка!
Сестра обняла брата и поцеловала.
А на другой день, с походными сумками за плечами, он и Ленушка снова
шли в райком комсомола, чтобы прямо оттуда отправиться на фронт.
Вслед за ними прибежала мать.
-- Вася, сынок мой!.. Ты еще так молод!..
В ответ она увидела упрямую складку меж красиво взлетавших над ясными
спокойными глазами бровей сына, решимость на его веснушчатом лице.
-- Мама, я -- комсомолец.
И сразу поняла старая женщина, что этим сказано все и что уже нельзя
остановить его. С вокзала уходила печальная и гордая. А из красных товарных
вагонов неслось:
Уходили, расставались,
Покидая тихий край.
"Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай..."
Мать остановилась, подняла голову. Ветер колыхал седые ее волосы.
Прошептала, глотая слезы:
-- Береги себя, сынок!.. Благословляю вас!..
А осенью 1941 года уже дважды раненный и все-таки не покинувший поля
боя комсорг Камушкин услышал и другое благословение:
"Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!"
В тот день немцы еще трижды пытались прорваться через наши рубежи, но
так и не смогли. Вечером комиссар полка лично обходил все окопы и благодарил
героев. Он особенно долго тряс руку комсорга третьей роты Васи Камушкина.
Потом, пристально взглянув в смелые открытые глаза, в веснушчатое лицо
парня, спросил:
-- Какого года рождения?
-- Двадцать четвертого,-- ответил Вася и увидел, как лицо комиссара
вдруг оживилось.
-- В тот год, значит, когда я вступил в партию... по ленинскому
призыву,-- задумчиво произнес он и неожиданно попросил:
-- Дайте ваш комсомольский билет.
Камушкин подал.
Комиссар, а вслед за ним и Вася долго вглядывались в силуэт Ленина, и
каждый вспоминал свое: Камушкин -- тот день, когда его принимали в комсомол,
а маленький большеголовый комиссар... Что же вспоминал он? И почему
потемнело его такое спокойное до этой минуты и светлое лицо? Может быть,
перед ним встала далекая студеная и скорбная зима, когда над всей страной
плыли звуки траурных мелодий и током высочайшего напряжения проходили через
людские сердца.
Вернул Камушкину билет и, почти не пригибаясь, быстро пошел по траншее.
Вася глядел в широкую плотную спину комиссара, а видел своего отца, убитого
кулаками в дни коллективизации...
Так встретился Вася Камушкин с полковником Деминым. И сейчас, после
тяжелой операции, когда из него извлекли четыре осколка, комсорг почему-то
вспомнил об этой встрече и попросил передать начальнику политотдела, что
очень хочет его увидеть.
Демин приехал.
Вася хотел было приподняться, но полковник быстро остановил его:
-- Тебе нельзя,-- и поправил под головой солдата подушку.-- Ну как
дела, орел? Царапнуло? Ничего, ничего! -- проговорил начподив с ласковой
шутливостью в голосе.
-- Не о том я...-- тихо сказал Камушкин, хватаясь за грудь.-- Горит
все...
-- Ладно, помолчим...
-- Нет... я должен сказать вам...-- Комсорг вдруг вытянулся, уперся
ногами в стенку.-- Хочу попросить вас... оставить меня на комсомольской
работе...-- Он чувствовал, что теряет силы, и торопился: -- Я вступил в
партию, но не хочу расставаться с комсомольским билетом... Помните, товарищ
полковник, ту зиму... под Москвой?.. Ну вот... Пусть в моем кармане будут
лежать два билета: партийный и комсомольский, как родные,-- отец и сын.
Скажете Шахаеву?..
-- Обязательно скажу.
-- Вот и хорошо... ведь правда хорошо?.. И капитану Крупицыну
скажите...
-- Нет Крупицына... Погиб он. Разве ты забыл?
-- Неправда!.. Капитан жив... и я, и Алеша Мальцев -- все живы!..
Все!..
Минутой позже Камушкин потерял сознание. Демин вызвал врача.
-- Проверьте мою кровь!
-- Зачем, товарищ полковник? -- удивился врач.-- Разве у нас нет
доноров?
-- Ну, быстро! -- резко сказал Демин.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Доклад начальника штаба подходил к концу. Стоя у большой карты, с
которой была сдернута занавеска, начштаба говорил против обыкновения громко
и уверенно: ему казалось, что на этот раз он сообщает командующему важные
сведения. Наконец-то удалось выяснить, что за противник стоит против их
корпуса. Правда, сведения эти получены не от своей разведки, а из штаба
немецкого генерал-полковника Фриснера, но об этом можно умолчать. Нельзя же
докладывать Рупеску, что все попытки румынских разведчиков проникнуть в
окопы неприятеля кончились неудачей...
-- Ну идите, полковник! -- сказал корпусной генерал своему начальнику
штаба. И когда тот скрылся за дверью, обернулся к Раковичану, смиренно
сидевшему в дальнем углу землянки и в который уж раз перечитывавшему
советскую листовку с первомайским приказом.-- Каково, полковник?.. Русские
говорят: "Не так страшен черт, как его малюют". Я мог бы применить эту
пословицу по отношению к генералу Сизову с его дивизией, если б остался в
том возрасте, когда людям свойственна излишняя самоуверенность. Сизов --