возмущенный Пинчук. -- Жди от помещиков великодушия!..
-- В этом-то, Тарасыч, и вся беда. Народ был еще страшно наивен. И за
это жестоко расплачивался... А что, Тарасыч... -- Близорукие глаза Акима
мечтательно сузились... -- А что, Тарасыч, не исключено, что вот только
теперь и, может быть, только потому, что пришли сюда
мы, сбудутся наконец эти вековые упования бедных румын, а? .
-- А як же! Понятно, сбудутся. К тому дело иде, -- твердо выложил
Пинчук, удивив Акима определенностью своих убеждений. -- А ты як думал?
-- И я так же.
...Провожать разведчиков вышла вся семья Бокулеев во главе с хозяином,
хотя ему это стоило больших трудов: он был еще очень плох и еле держался на
ногах. С горы, от боярской усадьбы, спустился во двор Бокулеев старый конюх
Ион, который давно уже сдружился с советскими разведчиками. Жена хозяина,
одетая по-праздничному, вручила Пинчуку огромный сноп пшеницы, увитый
цветистыми лентами, как золотые косы девушки. Растроганный Кузьмич бережливо
уложил подарок в повозку.
Вместе с разведчиками в поход собрался и Бокулей-младший. Мать
заплакала, но он что-то сказал ей, и она замолчала. Должно быть, Георге
удалось убедить ее, что иначе он поступить не может. Его горячо поддержал
старый Ион, сказавший на прощание:
-- Иди, иди, сынок. С русскими не пропадешь. Хаживал я с ними! Иди!
В саду стоял Никита Пилюгин, но не один. Разведчики с удивлением
увидели рядом с ним Маргариту.
-- Ишь ты, черт непутевый! Видал тихоню? -- засмеялся Сенька. -- Вот
еще адеменитор* новый объявился!..
* Адеменитор -- соблазнитель (рум.).
Румыны провожали разведчиков до соседнего села, а потом еще долго
стояли на одном месте, толкуя меж собой о чем-то. Под косыми лучами
уплывающего за горы солнца ярко светился коричневый лоб Бокулея-старшего да
какая-то медная бляшка на кэчуле* Иона.
* Кэчула -- черная меховая шапка с загнутым набок верхом и пером,
прихваченным трехцветной розеткой, которую носили румынские солдаты времен
турецкой войны 1877 года.
Солдаты уходили вперед, не думая в эту минуту о том, что принесли они с
собой в души этих простых хлеборобов. Теплый, ласкающий ветер, ожидание
близкой окончательной победы постепенно отогнали грусть, навеянную на солдат
посещением могил Каримова и Василики. Только Пинчук сидел нахохлившись да
щипал свои усы. Петр Тарасович был не в духе. Перед самым выездом из
Гарманешти он получил от Юхима письмо. Тот сообщал ему, что с постройкой
клуба вышла неувязка: не хватает транспорта, в колхозе к тому же не
оказалось своих специалистов, а район пока не дает.
"Мабуть, придется отложить до моего приезду", -- подумал Петр Тарасович
с некоторой грустью: отсрочка строительства клуба не входила в его планы.
-- Погоняй, Кузьмич! -- пробасил он, вынимая из широченного кармана
шаровар кисет.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Утром 20 августа знойное синее небо стало вдруг серым. Воздух звенел от
разрывов снарядов и буравящих его сотен советских бомбардировщиков и
истребителей. Огромные столбы пыли и дыма закрыли солнце. Все, что долгие
месяцы накапливалось, укрывалось в лесах, оврагах, садах, в земле, что
приводилось в готовность и усиливалось изо дня в день: людские массы,
оружие, боевая техника в невиданных еще количествах, все, что зрело для
Седьмого сокрушительного удара, -- вся эта грозная сила, наэлектризованная
одним мощным зарядом -- нетерпеливым стремлением двинуться вперед и смести
преграждающего путь врага, -- по одному приказу пришла в движение, и
неприятельские укрепления затрещали под ее напором.
Танковые полки и бригады, посадив на свою броню пехоту, на полной
скорости мчались вперед по дорогам и без дорог, по разным направлениям.
Казалось, что-то стихийное было в этом потоке и им нельзя было руководить,
направляя его к одной разумной цели. Между тем управление было, и оно было
отличным: танковые экипажи разговаривали между собой по радио, командиры
машин -- с командирами взводов, те -- с командирами рот, ротные -- с
батальонами, и так до командира бригады, корпуса, армии, фронта...
В первые часы наступления немцы и румыны пытались еще оказать
сопротивление, на отдельных участках фронта оно было упорным. Но уже к
двенадцати часам дня вражеская оборона рухнула едва ли не на всем протяжении
-- от Пашкан до Ясс. Войска Второго Украинского фронта почти прямолинейным
движением своих ударных группировок устремились на юг, чтобы уже 25 августа
в районе Леушени -- Леово встретиться с войсками Третьего
Украинского фронта и замкнуть кольцо окружения войск генерал-полковника
Фриснера.
Немцы откатывались в глубь страны, на юг, даже не подозревая о том, что
путь им отрезают войска маршала Толбухина. Советские танки и самолеты
настигали отступающих. Почти все дороги были завалены поврежденной
неприятельской техникой и трупами немецких солдат. В кюветах лежали с
перебитыми ногами и распоротыми животами немецкие битюги, барахтаясь в
искромсанных упряжках. Настигнутые нашими танками, одни из немецких солдат
тут же падали на землю, прятали свои головы как бы только затем, чтобы не
видеть своего смертного часа; другие, обезумев, с дикими криками бежали в
степь; многие офицеры стрелялись...
Неудержимый наступательный порыв, достигший ко второй половине дня
наивысшего напряжения, порождал своего рода соревнования: одна дивизия
стремилась обогнать другую, первой ворваться в город или селение.
2
Генералу Рупеску удалось со своим корпусом избежать полного разгрома на
линии укрепрайона. Его штаб снялся в ночь с 19 на 20 августа и,
эскортируемый кавалерийским эскадроном, двинулся на юго-запад, через Роман,
в сторону Бакэу, поближе к Трансильванским Альпам, где Рупеску надеялся
укрыться со своим соединением, вернее с его остатками, от стремительно
наступавших советских войск.
На очередном пятиминутном привале, во время заправки машин, к
закамуфлированному лимузину генерала подскакал на взмыленном коне вестовой.
-- Вам пакет, господин командующий! -- громко крикнул он, резко
осаживая коня.-- Из Бухареста! -- и подал Рупеску пакет с пятью сургучными
печатями.
Генерал, торопясь, долго не мог отодрать эти печати и страшно злился,
по обыкновению багровея. Наконец ему удалось раскрыть пакет, и из него прямо
на запыленные узкие брюки генерала скользнула бумажка, заполненная
аккуратными, ровными, немного угловатыми, как колонки цифр, строчками.
Рупеску сразу же узнал почерк полковника Раковичану и стал жадно читать.
"Дорогой друг! -- писал Раковичану. -- Случилось нечто ужасное. Лавина
русских полчищ двинулась в глубь нашей страны. В Бухаресте творится такое,
что не передашь словами. Появились вооруженные рабочие отряды, тайно и
заблаговременно сформированные коммунистами. Во главе одного такого отряда
стоит -- кто бы вы думали? -- Мукершану! Да, да, господин генерал, тот самый
Мукершану, которого "убил" по вашему приказанию лейтенант Штенберг. Он
обманул вас. Полагаю, вы сделаете из этого факта необходимые выводы.
Впрочем, оставьте его в покое. Есть дела поважнее, генерал.
Да, есть дела важнее.
Антонеску арестован.