удивительно круглого генерала.
* Победа! (рум.)
** Великая русская армии! (рум.)
*** Родной брат! (рум.)
-- Господа! -- трудно приподнявшись на короткие, ослабевшие от хорошего
вина ноги, хрипло закричал Рупеску. -- Господа! Прошу, господа!.. Реджеле
Михай!..
Послышались ленивые, негромкие хлопки. Заглушая их, в комнате раздался
звонкий, юношеский восторженный голос молодого румынского офицера:
-- За русского солдата, господа! За его здоровье! -- и, чокнувшись со
своим соседом, офицер залпом выпил рюмку. Все сделали то же самое. Рупеску
бросил косой взгляд на своего раскрасневшегося от бушевавшего в нем
юношеского восторга офицера, но ничего не сказал. Потом Рупеску поднялся еще
раз и провозгласил новый тост:
-- Господин генерал! Господа русские офицеры! Еще вчера мы стояли друг
против друга как враги. А сейчас сидим за одним столом как товарищи. Я
прошу, господа, выпить за дружбу наших народов. Отныне в отношениях румын и
великого русского народа наступила новая эра -- эра вечной дружбы и доброго
сотрудничества. Завтра мои войска пойдут в бой и будут драться бок о бок с
доблестной русской армией против фашистских варваров до полного их
уничтожения. Мое правительство, правительство его превосходительства
генерала Санатеску,-- с видимым удовольствием подчеркнул Рупеску,--
приказало мне поддерживать с советским командованием теснейший контакт.
Король Михай и Мама Елена преисполнены уважения и признательности к
Советскому правительству, к его армии, к русскому народу. Совместно пролитая
кровь в борьбе с врагом будет символом нашей нерушимой дружбы. За дружбу,
господа! -- генерал торопливо опрокинул свою рюмку, в который уж раз
попытался досуха вытереть лысину и торжественно сел, глядя перед собой
остановившимися блестящими глазами.
Румынские офицеры смотрели на Сизова, ожидая от него ответного тоста,
большинство -- с чувством удивления, оттого что находились в одной комнате и
чокались с теми, в кого только еще вчера стреляли.
Сизов быстро встал на свои упругие, сильные ноги, сказал коротко:
-- За победу, господа!
И снова румыны закричали, звеня стаканами:
-- Бируинца!
- Бируинца!
Расчувствовавшись, лезли целоваться с советскими офицерами, которые,
улыбаясь, вежливо отстранялись от объятий, несколько охлаждая пыл румын.
Рупеску продолжал любезно расхваливать Красную Армию, ее солдат, офицеров и
генералов. Склонившись к Сизову, он вдруг сказал:
-- Девятнадцатого августа вы здорово обманули нас, господин генерал. Мы
никак не могли предположить, что вы начнете наступать в полдень да еще при
такой слабой артподготовке. Немецкому командованию пришлось бросить против
вас еще две свежие дивизии, спешно снятые из района Тыргу-Фрумос. Это была
роковая ошибка немцев. К тому же центральный дот был заранее захвачен вашими
солдатами. Должен вам сказать, это потрясающий случай!.. Не могли бы
показать мне этих ваших героев?
-- Двух из них вы уже видели, господин генерал. Это те солдаты, что
сопровождали вас сюда, в боярскую усадьбу.
-- Солдаты? -- удивленно спросил Рупеску.-- Но... позвольте... разве
это были солдаты? Мне говорили, что офицеры.
-- Солдаты, господин генерал.
Рупеску, широко раскрыв рот, отчего нижняя, тяжелая губа его отвисла
вниз, долго глядел на Сизова.
Переводчик, тоже озадаченный, но очень веселый, с трудом сдерживая
улыбку, терпеливо ждал, когда же его превосходительство обретет дар речи.
2
За боярской усадьбой в огромном черешневом саду стоял неровный гул
солдатских голосов. Там устраивались румынские роты и батареи. Чаще других
раздавались слова:
-- Акасэ! Армата Рошие!
-- Нуй бун рэзбоюл!
Слышались команды взводных и унтер-офицеров:
-- Скоатець байонета!*
Во двор заходили и советские солдаты. Вокруг них сейчас же собирались
толпы румын, образовывая круг, и начинался удивительный, но хорошо знакомый
воюющему люду разговор...
* Снять штыки! (рум.)
-- Нушти руссешти? -- первым долгом осведомлялись наши бойцы, только
потому, что значение этих слов, для удобства произношения несколько
искаженных, было известно им.
-- Ну штиу,-- отвечали румыны и в свою очередь также без всякой цели
спрашивали, называя русские слова, которые были знакомы им:
-- Русский карош? Русский не будет фук-фук?
-- То-то "карош". Небось забыли об этом, когда Транснистрию пошли
завоевывать,-- говорил какой-нибудь советский солдат с добродушной
грубоватостью и, хитро сощурившись, спрашивал, будучи глубоко уверенным в
том, что от нелепого соединения русских слов со знакомыми румынскими
получается правильная и понятная фраза: -- Разбой-то, значит, того, нуй
бун?..-- По понятиям бойца, сказанное им должно было означать: война-то,
значит, плохое дело?..
Другой наш солдат, нарочно коверкая русский язык и полагая, что от
этого он станет понятнее иностранцу, старательно втолковывал:
-- Сперва твой пришел к нам. А зараз наш пришел к вам. Понятно, нет?..
Батарея капитана Гунько стояла по соседству с румынскими
артиллеристами. С разрешения командира маленький Громовой, захватив с собой
молчаливого Ваню-наводчика, раньше всех оказался среди румын. Сейчас он,
снисходительно похлопывая румынского солдата по плечу, осведомлялся:
-- По-русски шпрехаешь? Нет, стало быть. Жаль...-- И глубокомысленно
заключал: -- Ну, ничего. Зашпрехаешь когда-нибудь.
Но вскоре Громовому повезло. Угрюмейший Ваня-наводчик где-то раскопал
румына, который сносно "шпрехал" по-русски. К тому же румын этот оказался
парнем на редкость словоохотливым. С ним Громовой и пустился в пространную
беседу.
-- В Одессе, что ли, по-русски говорить-то научился? -- первым долгом
поинтересовался командир орудия.
Испуганный румын отчаянно замотал головой:
-- Не был я в Одесса.
-- Ну, добре. А зачем же дрожишь так?
-- Говорят, русские убьют нас всех. Выведут в горы и убьют...-- губы
солдата как-то сразу опустились, затряслись.
Громовой засмеялся.
-- Кто же сказал вам такое?
-- Лейтенант Штенберг. Он -- приятель нашего командира батареи,
приходил к нам и рассказывал.
-- Сволочь он, этот Штенберг. Наверное, боярский сынок?
-- Да, боярский,-- подтвердил румын.
-- Так и знал! -- воскликнул Громовой с возмущением.-- А вы не верьте
ему, вражине! Не верьте таким,-- успокаивал он румын. -- Мы ведь советские!
Понимаешь?
-- Ну штиу.
-- А вот это понимаешь? -- Громовой взял солдата за обе руки и сильно
стиснул их в своих ладонях.-- Понимаешь?..
-- Не понимаю...
-- Ну что мне с тобой делать? -- в отчаянии развел руками маленький
Громовой.-- Понимать нужно. А то вас замордуют этак-то...
К артиллеристам подошла группа румынских пехотинцев. В ней особенно
выделялась своим гигантским ростом фигура одного солдата. Солдат этот молча
присел рядом с Громовым и стал внимательно слушать, о чем говорил русский.
Должно быть, великан нe все понимал из слов Громового, и его брови над
большими темными глазами вздрагивали, хмурились, выдавая напряженную,
трудную работу мысли. Наконец он не выдержал и спросил румына, с которым
разговаривал Громовой:
-- О чем вы... с ним?
Солдат коротко рассказал.
-- Русский говорит, что они не тронут нас. Лейтенант Штенберг, командир