кажется ли вам, Иван Семенович, что вы немного избаловали Баталина?
Генерал не успел ответить: вошел адъютант и сообщил о прибытии
командира полка.
-- Пусть войдет.
Тяжело дыша, в блиндаж поспешно вошел Баталин. Комдив поздоровался с
ним и, прищурившись, сказал:
-- А здорово вы вчера ударили по немцам, а? Наверное, так бы и
продолжали молотить, если б я не приказал прекратить огонь?
-- Артиллерийская подготовка должна была длиться двадцать минут, а я
вел ее всего лишь пять,-- ответил Баталин.
-- А почему вы не начали ее раньше?
-- Мы не были готовы, товарищ генерал.
-- Не были готовы,-- с оттенком раздражения повторил комдив.
На этот раз Баталин не совсем понимал командира дивизии: ведь он,
Баталин, точно выполнил приказ -- открыл огонь в условленное время. Не
виноват же он, что появилась эта проклятая луна и помешала разведчикам
проникнуть через передний край противника...
Генерал внимательно посмотрел на него, затем взял со стола красную
книжку и привычным движением раскрыл заложенную страницу. "Боевой устав
пехоты",-- успел прочесть Баталин.
-- Вот посмотрите сюда,-- тихо предложил Сизов.
Роняя с широкого лба капли пота, Баталин стал читать. Подчеркнутая
комдивом статья устава говорила об инициативе командира в бою. Огромный, с
суровым, свинцово-тяжелым блеском в глазах, Баталин как-то вдруг ссутулился
и покраснел: ему была хорошо известна непреклонная строгость генерала, хотя
на себе он еe редко испытывал. Вот сейчас генерал не ругал его -- и это было
еще тяжелее.
-- Возьмите... На память от меня,-- комдив указал на устав.-- И почаще
заглядывайте в эту книжку. Полезно! А теперь идите.
Подполковник повернулся и, медленно переставляя свои толстые ноги,
тяжело вышел из генеральского блиндажа. На улице было прохладно, но Баталин
расстегнул ворот гимнастерки. Подошел к коню, привязанному у дерева, с
трудом перекинул в седло свое большое, грузное тело. С озлоблением
пришпорил. Конь присел, дико всхрапнул и, выбрасывая себе под брюхо песок,
тряской рысью помчался в сторону Донца, закрытого густой завесой тумана.
Устало опустившись на стул, генерал взял из стопки книг еще какой-то
устав. Листая его, он как бы размышлял вслух:
-- Самое страшное в том, что Баталин до этой минуты даже не чувствовал
никакой вины за собой. Нужно было разбить это убеждение. Инициатива офицеров
и солдат в бою нам необходима. Наш Боевой устав со всей силой подчеркивает
это. Я вот уже статью об этом написал для нашей газеты.-- Сизов раскрыл
полевую сумку, вынул оттуда конверт.-- Прошу вас, прочтите... скажите потом
свое мнение и передайте, пожалуйста, редактору,-- добавил он, отдавая
конверт Демину.
Потом подумал еще о чем-то, улыбнулся вдруг, доставая из той же стопки
том "Войны и мира". Неожиданно заговорил:
-- А вы знаете, Федор Николаевич, чем велик был старик Кутузов? -- и,
помолчав, светлея в лице сам, ответил: -- Он отлично знал душу солдата. Да и
сам, пожалуй, был солдат. Хитрый, умный русский солдат!..
Все более воодушевляясь, Сизов начал читать, очевидно, особенно
понравившееся ему место:
-- "Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и
закрыл глаза. Кто-то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты
подошли и поставили их древками вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал
несколько минут и, видимо, неохотно, подчиняясь необходимости своего
положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он
внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
-- Благодарю всех! -- сказал он, обращаясь к солдатам и опять к
офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо были слышны его
медленно выговариваемые слова.-- Благодарю всех за трудную и верную службу.
Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки".
Сизов, взволнованный, утирая пот с лица, перестал читать. Посмотрел на
тихо слушавшего и как будто чем-то немного удивленного Демина.
-- А какая гордость звучит в его словах. Русская гордость! Вы только
послушайте...
И генерал снова начал читать, голос его чуть дрожал:
-- "Нагни, нагни ему голову-то,-- сказал он солдату, державшему
французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев.--
Пониже, пониже, так-то вот. Ура! ребята,-- быстрым движением подбородка
обратясь к солдатам, проговорил он.
-- Ура-ра-ра! -- заревели тысячи голосов.
Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и
глаз его засветился кротким, как будто насмешливым блеском.
-- Вот что, братцы...-- сказал он, когда замолкли голоса.
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить
главнокомандующий, заговорил простой старый человек, очевидно что-то самое
нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее
слышать то, что он скажет теперь.
-- А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что дeлать! Потерпите,
недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда".
Генерал закрыл книгу, положил ее на прежнее место, подровнял с другими
книгами. Сказал, сверкнув на Демина своими быстрыми, молодо заблестевшими
глазами:
-- Это был настоящий отец солдатам. И он побеждал.
Слушая Сизова, полковник удивлялся, как это сидевший против него такой
пожилой человек, обремененный сложными обязанностями, успевал не только
прочитывать все эти книги, аккуратно собранные и сложенные на столе, но и
писать еще статьи в газету,-- где находил он для этого время?
-- Вам надо отдохнуть, Иван Семенович,-- участливо сказал полковник.
-- Вот как раз сейчас этого и нельзя делать. Разведчики еще на этом
берегу. Надо подумать, как бы их получше переправить. Эта операция для нас
очень важна!.. Немецкое командование подбрасывает на наш участок все новые и
новые силы. Это неспроста...
В дверях появился адъютант и сообщил, что пришли танкисты.
-- Зовите их быстрее!..-- оживился генерал.-- Ну вот, а вы говорите --
отдыхать! Нет, Федор Николаевич, отдыхать сейчас не время. Останьтесь.
Посидите. Танкисты -- народ интересный.
-- С большим бы удовольствием, Иван Семенович, но должен спешить на
совещание с парторгами. Они, наверное, уже ждут.
Демин вышел из блиндажа, остановился на опушке леса. Осмотрелся.
Справа, километрах в девяти, виднелся подернутый сизой, трепещущей дымкой
занятый врагом Белгород, слева, подальше,-- Волчанcк; прямо за Донцом,
окруженная дубовой рощей, белая, как плешь древнего старика, грелась на
солнце меловая гора; от горы перепутанной зеленой бородой сбегал по
извилистому овражку разномастный кустарник. По эту сторону вдоль реки
вытянулись полуразрушенные села. То там, то сям вихрились султаны разрывов.
Позади, в трех-четырех километрах, отделенный от Донца поляной и небольшими
рощами, могучей ровной стеной стоял темный и сырой Шебекинский лес.
Зеленый ковер покрывал обласканную теплыми лучами землю. И только там,
где разрывались снаряды, ковер этот был порван, издырявлен черными
воронками, испятнан минами. Чем ближе к переднему краю, тем больше виднелось
этих безобразных пятен, словно тут паслось огромное стадо кабанов. Воздух
был чист и прозрачен.
6
Разведчикам удалось, наконец, снова отправиться в путь. На этот раз