обида: ему было досадно, что командир роты не обратил внимания на его
последние слова.
-- Жители в селе есть?
-- Не видать что-то. Один старик помогает нам. Бьет по фрицам из
трофейной винтовки. Вылез откуда-то из погреба и давай по немцам палить.
Ругается на чем свет стоит! Страсть какой матерщинник! Видно, насолили они
ему здорово!..
-- Ладно. Забарову передай: бой продолжать, больше шуму!
Связной вновь побежал. Камушкин с завистью прислушивался к его
удаляющимся шагам. Марченко передал о ходе боя на левый берег, попросил
артиллерийской поддержки. Теперь и он хорошо слышал стрельбу на горе. Но не
затихала перестрелка и слeва. Лейтенант отчетливо различал резкие очереди
немецких автоматов и частые, глухие наших ППШ. Иногда в треск автоматного
огня вплетались характерные, сухие и негромкие разрывы ручных гранат. Слыша
это, Марченко тревожился: он никак не мог понять спасительного значения боя,
разыгравшегося левее.
Ночь сгущалась. Разгорались звезды на небе. Ковш Большой Медведицы ярко
проступал сквозь звездную россыпь. В Старом Орлике, на левом берегу,
истерическим лаем захлебывалась собака.
-- Липовой! -- окликнул Марченко. -- Ты не спишь?..
-- Ни! -- отозвался сонный голос ординарца.
-- Иди сюда. Сейчас пойдем вперед. Камушкин, снимай рацию!
Разведчики и стрелки, поднявшись на гору, подошли к хуторам с запада и
востока. На первом же огороде, куда лейтенант Забаров забежал с группой
разведчиков, он увидел десятка полтора немцев, засевших в неглубоких -- по
пояс -- окопах, очевидно наспех выкопанных накануне. Гитлеровцы не ожидали
нападения с тыла: все внимание их было обращено на Бородаевку, занятую уже
русскими солдатами. Один немец, по-видимому наблюдатель, сидел на бруствере
окопа. Заметив наконец позади себя огромную фигуру русского офицера, он
вскрикнул и вытянул руки вверх. Остальные быстро повернулись на его крик.
Защелкали затворами винтовок.
Раздался первый выстрел. Забаров почувствовал сильный ожог в правой
руке и нажал на спусковой крючок. Хутор наполнился рокотом автомата. Очередь
скосила сразу нескольких фашистов. Другие разведчики разрядили диски по
гитлеровцам, пытавшимся скрыться во дворе. Человек восемь немцев, осмелев,
выскочили из окопов и бросились на Забарова. Лейтенант успел перехватить
свой автомат за ствол и со страшной силой ударил первого подскочившего к
нему фашиста. Забаров яростно стал направо и налево крушить врагов прикладом
автомата. Из груди его вырывалось короткое "а-ах!", как при колке тяжелых
поленьев. Подбежавшие на выручку командира разведчики стреляли короткими
очередями и орудовали ножами. В несколько минут все было кончено. Забаров
забежал во двор, проскочил мимо Наташи и, не останавливаясь, побежал дальше.
Но Наташа успела заметить окровавленную руку лейтенанта. Она догнала его и
схватила за пояс.
-- Потом, Голубева, потом... -- отмахнулся Забаров.
-- Да вы изойдете кровью!.. -- так, не отпуская руку от ремня командира
взвода, девушка забежала с ним в другой двор, который, к счастью, оказался
пустым. Тут Наташа наскоро перевязала Забарова. На улице началась
перестрелка. Лейтенант поспешил туда.
Выскочивший откуда-то Ванин торопливо сказал:
-- В овраге их видимо-невидимо. Сообщить бы нашим артиллеристам.
-- Беги на батарею Гунько.
Сенька исчез. В это время на левом берегу громыхнуло сразу несколько
залпов. Послышался свист тяжелых снарядов, и сразу же возле оврага и в самом
овраге раздались сильные взрывы.
Вернулся Ванин.
-- Сообщил, товарищ лейтенант. Гунько подтягивает пушки. Крупицын
командует ротой стрелков. К нему присоединился какой-то старикан. Меткий
оказался. Что ни пуля -- то убитый фашист.
Отправив связного к командиру, Забаров послал на помощь Крупицыну,
который отбивал основной натиск врага, нескольких разведчиков. Двое бойцов
там уже были ранены, старик, так и оставшийся неизвестным, убит. Наташа
помогала санитарам из стрелковой роты переправлять раненых в более
безопасное место, перевязывала их. Солдаты просили пить, но воды не было:
как назло, Наташа потеряла свою флягу.
-- Потерпите немного, товарищи... -- сказала она, а сама опять побежала
к месту боя.
Немцы поднялись в полный рост. Вначале из оврага появилась небольшая
группа. Теперь их было много. Враги бежали отовсюду, кричали что-то
по-своему, на ходу стреляя. Пули жутко свистели. Наших стрелков становилось
все меньше, их оставалось уже не более десятка, а немцам -- не было числа.
Разрывы тяжелых снарядов, прилетавших с левого берега, выгоняли их из
оврага. Немцы все выползали и выползали. Дрогнула горстка советских бойцов,
попятилась, подалась назад. Торжествующе загомонили фашисты. Вот они уже
совсем близко. И в эту минуту открыла огонь батарея Гунько. Визг осколков
смешался с воплями врагов. Гитлеровцы отхлынули, но ненадолго. Вторая атака
их была еще более яростной и отчаянной. Казалось, все пропало. И в эту-то
минуту перед реденькою цепью красноармейцев появился капитан Крупицын.
-- Комсомольцы, за мной! -- прогремел его голос.
Залегшие было под вражеским огнем бойцы поднялись, закричали "ура", от
которого уже через мгновение осталось одно протяжное "а-а-а", и побежали
вперед за капитаном, высокая фигура которого была видна всем и как бы
заслоняла всех от летевшей навстречу им смерти, смерти, которая в этот миг
нашла только его одного. Саша упал головой вперед, поднял руку и потом
бессильно опустил ее. Бойцы замешкались было, растерялись, но уж там, где
только что упал Крупицын, находился Сенька Ванин. Он взял из теплой руки
капитана гранату,-- тот собирался бросить ее и не успел,-- поднял высоко над
головой и громко, насколько хватило сил, закричал:
-- Вперед... товарищи!.. Ребята!.. За Крупицына! Бе-э- э --й!..
Последние слова Сеньки потонули в криках "ура". К пехотинцам
присоединились разведчики, посланные Забаровым, и расчеты двух подбитых
орудий из батареи Гунько.
-- Бей!..
-- Круши их!
-- Дави!..
Ночь всколыхнулась.
Короток, но жесток и беспощаден был удар бойцов. Немцы не выдержали и
откатились в овраг. Стрельба и крики почти прекратились. Наконец все
смолкло. Только левее по-прежнему продолжался бой.
Однако тишина длилась недолго. Гитлеровцы привели себя в порядок и
снова пошли в атаку. Немецкие снаряды били теперь по домикам, за которыми
укрывались разведчики, пехотинцы и артиллеристы. Забаров приказал отойти от
хутора: у него осталось очень мало людей, и лейтенант старался не распылять
их, а держать при себе. Пробравшийся к Забарову Марченко был в первую же
минуту легко ранен и возвратился на прежнее место со своим ординарцем.
Сраженный насмерть фашистской пулей капитан Крупицын лежал рядом с
Забаровым, его принес сюда Сенька. "Комсомольский бог", любимец всех солдат
дивизии, большой и красивый, никак не похожий на мертвого, но безучастный к
происходящему вокруг. Влажные пряди волос прилипли к выпуклому, медленно
остывающему лбу. Сенька смотрел на Крупицына, и по его черному от копоти и
пыли лицу одна за другой катились слезы -- благо ночью никто не видел
этого...
Забаров, со впалыми темными щеками, с непотухающим огнем в беспокойных
глазах, вeсь какой-то угловатый, отдавал приказания.
И, как иногда бывает в минуты трудно сложившейся боевой обстановки,