впечатлениями от "заграницы". Пинчук и Кузьмич приводили в порядок хозяйство
роты, старшина проверял запасы продуктов, составлял строевую записку.
Кузьмич смазывал бричку, чистил лошадей... Михаил Лачуга устраивался в саду
со своим котлом. Недалеко от него под высокой и сучкастой черешней сидели
Шахаев и Никита Пилюгин. Они негромко разговаривали.
Шахаев заметил, что плечи Пилюгина были как-то неестественно широки и
весь он -- толстый и неуклюжий.
-- Что у тебя под гимнастеркой, Никита? -- спросил парторг.
Никита тяжело сопел и молчал.
-- Ну-ка, покажи. Все равно ребята увидят.
-- А я и не скрываю. Не украл, а купил за свои деньги. Вот, смотрите!
-- Пилюгин поспешно расстегнул гимнастерку, и Шахаев увидел под ней
смоляно-черный с блестящими лацканами аристократический смокинг.
Оказалось, что Никита действительно купил его по дороге, в городе
Хырлэу.
-- На кой черт он тебе сдался? -- спросил старший сержант, еле
сдерживая себя, чтобы не расхохотаться.
-- Отцу пошлю, -- угрюмо пробасил Никита. -- Вещь-то заграничная...
Улыбка исчезла с лица Шахаева. Что-то больно кольнуло в сердце.
-- Заграничная, значит? Эх, Никита!.. -- парторг обвел взглядом весь
убогий двор Бокулеев, показал на лоскутья, висевшие на веревке, протянутой
от угла дома к крыше хлевушка, проговорил с горечью: -- Вот она, заграница!
Смотри на нее, Никита, и любуйся! -- И Шахаев ушел от Пилюгина.
Тот медленно, словно нехотя, застегнул гимнастерку, лег на землю и
долго смотрел сквозь ветви черешни на синее прозрачное небо, испытывая
незнакомую тяжесть в груди.
-- Товарищ старший сержант! -- глухо позвал он, но Шахаев уже скрылся
за домом.
Никита встал, подошел к повару Михаилу Лачуге и вдруг предложил:
-- Давай... помогу!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Неожиданный выход советских войск на реку Прут и затем их стремительное
продвижение в глубь Румынии повергли полковника Раковичану в смятение.
Первое, что он сделал, -- это побыстрее убрался из корпуса Рупеску. Ему
срочно потребовалось побывать в ставке. Вернулся Раковичану через неделю и
как ни в чем не бывало явился в землянку Рупеску.
-- Добрый день, генерал! Ну, что я вам говорил? Маршал Антонеску и
король в восторге от действий вашего корпуса, генерал. Мама Елена восхищена
храбрыми румынскими воинами. Теперь ждите высоких наград. Русские получили
достойный отпор. Как я и предполагал, доты сделали свое дело: русским не
преодолеть их!.. О, вы что-то не в духе, генерал! -- Раковичану заметил
хмурое лицо Рупеску. -- И это в то время, когда вы одержали блестящую победу
над русскими? Не понимаю...
-- Военным людям не следует быть столь экзальтированными, полковник. Вы
всегда спешите, мой дорогой. Нате-ка вот, полюбуйтесь! -- и он швырнул на
стол газету. -- Прочтите, прочтите! Это, пожалуй, пострашнее русских
полков... -- генерал ткнул коротким пальцем в отчеркнутое красным карандашом
место в газете. -- Вот это... извольте!
Раковичану, предчувствуя неприятность, быстро пробежал глазами по
заголовку: "Заявление Советского Правительства".
-- Что за чертовщина? Кто издает эту газету, генерал? Где вы ее взяли?
-- Кто издает -- не знаю. Солдаты в окопах подобрали. Впрочем, нетрудно
догадаться и об издателе. Коммунисты, конечно. Они всюду, полковник. И мы
сделаем непростительную ошибку, если решим, что наши железногвардейцы*
окончательно разделались с ними. Капрал из роты Штенберга говорил их устами.
Уж кому-кому, а вам-то полагалось бы обо всем этом знать. И даже раньше
меня! Однако прочтите. Любопытный документ!
* Железногвардейцами в Румынии называли вооруженные фашистские отряды,
с помощью которых Антонеску пришел к власти.
Раковичану так и впился глазами в указанное генералом место газетного
листа:
"Красная Армия, в результате успешного продвижения вперед, вышла на
реку Прут, являющуюся государственной границей между СССР и Румынией. Этим
положено начало полного восстановления советской государственной границы,
установленной в 1940 году договором между Советским Союзом и Румынией,
вероломно нарушенным в 1941 году Румынским правительством в союзе с
гитлеровской Германией. В настоящее время Красная Армия производит очищение
советской территории от всех находящихся на ней вражеских войск, и уже
недалеко то время, когда вся советская граница с Румынией будет полностью
восстановлена.
Советское Правительство доводит до сведения, что наступающие части
Красной Армии, преследуя германские армии и союзные с ними румынские войска,
перешли на нескольких участках реку Прут и вступили на румынскую территорию.
Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ советским наступающим
частям преследовать врага вплоть до его разгрома и капитуляции.
Вместе с тем Советское Правительство заявляет, что оно не преследует
цели приобретения какой-либо части румынской территории или изменения
существующего общественного строя Румынии и что вступление советских войск в
пределы Румынии диктуется исключительно военной необходимостью и
продолжающимся сопротивлением войск противника".
-- Это страшный документ, генерал, -- заговорил полковник непривычно
медленно и каким-то несвойственным ему тоном. -- И самое страшное, пожалуй,
вот это, -- немигающими глазами он отыскал нужное место. -- Вот Послушайте:
"Вместе с тем Советское Правительство заявляет, что оно не преследует цели
приобретения какой-либо части румынской территории или изменения
существующего общественного строя Румынии..." Русские...-- Раковичану ударил
ладонью по газете. -- Вы знаете, что, собственно, делают русские? Они одной
этой фразой парализуют всю нашу пропаганду!
-- А мне, признаться, не менее неприятным показалось и другое место из
этого заявления. Позвольте! -- Рунеску взял из рук полковника газету и тоже
прочел: -- "Верховным Главнокомандованием Красной Армии дан приказ советским
наступающим частям преследовать врага вплоть до его разгрома и капитуляции".
Какая самоуверенность! Словно бы победа у них уже в кармане, а?
-- От вашего мужества и умения, генерал, от стойкости ваших солдат
зависит, чтобы этот пункт из заявления русских остался пустым звуком,--
Раковичану перешел от покровительственно-дружеского тона к
начальнически-назидательному.
-- Разумеется, разумеется! -- заторопился Рупеску, уловивший в голосе
собеседника эти новые нотки. "Каков наглец! Выскочка!" -- подумал он в
крайнем раздражении, а вслух сказал: -- Мои солдаты будут стоять насмерть. А
если русские действительно не намерены вмешиваться в наши внутренние дела,
так это даже лучше для нас. Румыния уже по горло сыта иностранным
вмешательством, с нее хватит. Пора бы уж нам самим решать наши внутренние
дела...
При этих словах генерала лицо Раковичану перекосилось в иронической
усмешке. Он еле удержался, чтобы не крикнуть: "Вы законченный идиот,
генерал!"
-- Я не хотел вас обидеть, господин Рупеску, но вы сказали сейчас
бо-ольшую глупость...
-- Я бы попросил!..
-- Спокойно, генерал, -- Раковичану сощурился. -- Да, вы сказали
глупость. Так и назовем. Вы -- пренаивнейший человек, генерал! Если русские
и не будут вмешиваться в наши внутренние дела, что они, по-видимому, и