Первое причастие. Обычно, девочки идут к первому причастию в восемь, иногда в девять лет. Рут уже исполнилось двенадцать. Платье, по-детски перехваченное бантом под начавшей прыщиками выделяться под атласной тканью грудью, заставляло ее чувствовать себя будильником-переростком.
— Я ужасно выгляжу. Буду стоять там, как столб среди маленьких девочек, — глядя на свое отражение в большом зеркале, удрученно пробурчала Рут себе под нос.
— Нет, милая. — Мать встала за спиной, обняла ее и, нагнувшись, положила подбородок Рут на плечо. — Ты прекрасна. Просто ты подросла, и это платье тебе уже не подходит. Давай, померяем другое, — Ракель поцеловала дочь в щеку.
Платье выбирали уже в третий раз. В первый раз, четыре года назад, все было готово, но убили Альберто, и причастие так и не состоялось. Потом наступила годовщина, и мама была в таком состоянии, что… Еще год спустя, когда Рут примерила купленное для причастия платье, оно оказалось ей безнадежно мало. Впрочем, в тот год причастие тоже не состоялось — у Ракель случился нервный срыв. А в прошлом году Рут сама замяла тему, опасаясь, что все кончится так же, как в прошлые разы. Теперь вот отец снова поднял вопрос, надеясь отвлечь Ракель от мыслей о досрочно освободившемся Альфи.
Рут примерила еще пару платьев, перед тем как нашла что-то подходящее. Кружева на груди, достаточно длинное и какое-то немножко взрослое. В этом платье Рут не почувствовала себя пугалом, скорее наоборот, наконец-то юной девушкой.
— Мам… Что скажешь? — Рут вышла из примерочной и покрутилась перед зеркалом.
— Очень красиво, деточка.
Слова Ракель прозвучали как-то отстраненно. К тому же, в зеркале Рут увидела, что мать смотрит не на нее, а куда-то сквозь витрину.
— Ты же не смотришь… Мам?
Ракель уже неслась к выходу из магазина. Хлопнув дверью, она вылетела на улицу. Через стекло Рут видела, как мать торопливо подошла к группе пацанов, куривших возле мотоцикла. С криком:
— Как ты смеешь следить за нами? — она толкнула в грудь одного из парней.
— Эй, ты че? — опешил тот.
— Как ты смеешь?! Жить! Дышать! Ходить по одной с нами улице! Сгинь!
— Тетка, по ходу, слетела с катушек, — хихикнул кто-то из пацанов.
— Или обкурилась забористой травки! — заржал другой.
Ракель схватила висевший на мотоцикле шлем и со всего маху заехала по физиономии первому парню.
— Ах ты, сука! — полузадушено выговорил он, уворачиваясь от следующего удара.
— Эй! Да она точно чокнутая!
— Убирайся! Сдохни! Будь ты проклят, Альфи! — вопила Ракель, размахивая шлемом и наступая на парней.
— Какой еще Альфи?!
Отступившие было пацаны, оправившись от неожиданности, начали, грязно ругаясь в ответ, замахиваться на Ракель, швырять в нее камнями.
— Мама, остановись! Прекратите! — Выбежавшая из магазина Рут попыталась перехватить Ракель за руки, закрыть собой. Мать сопротивлялась, прохожие и продавцы из близлежащих магазинчиков начали подбегать к месту скандала. Ракель кричала и вырывалась так, что на шее безобразно вздувались жилы. По лбу у нее текла кровь из царапины, нанесенной метко брошенным камешком.
Кто-то вызвал полицию. Оторвав на минуту одну руку от матери, Рут набрала отца и попросила, чтобы на вызов он приехал сам.
Машина скорой увезла мать, отец уехал продолжать работу, а Рут осталась в магазине ждать крестную, красная, с растрепанными волосами, в слегка порванном и основательно запачканном, но уже оплаченном отцом платье. Продавщица сочувственно косилась и предлагала холодный чай, а Рут хотелось биться головой об стену, биться до тех пор, пока что-нибудь в ее жизни не изменится к лучшему, или хотя бы до тех пор, пока она не перестанет ненавидеть свою мать.