— Все не так просто, Мэдди. Я был много моложе, машины были куда просторнее, а ты была вольной пташкой.
— Хочешь уйти — уходи. — Его занудство начало ее раздражать.
— Подожди минутку. — Кей Эл поставил бутылку на стойку. — Давай обсудим все это.
Мэдди скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Измены не обсуждают. Их совершают, — сказала она.
— Ах какое красноречие. — Кей Эл по примеру Мэдди сложил руки на груди. — Мне трудно поверить в то, что ты бросаешься в мои объятия, движимая одной лишь страстью. Видишь ли, я малость подзабыл здешние нравы, и это сбивает меня с толку. Что здесь происходит?
Мэдди вновь посмотрела на него, на сей раз — с должным вниманием. Кей Эл улыбался ей, прислонясь к стене. На его лице, будто составленном из острых углов, сияли темные глаза, и Мэдди впервые за последние сорок восемь часов позабыла о Бренте и своей ярости.
— Ты изменился, — сказала она. — Ты…
— Постарел? — Кей Эл выпрямился во весь рост и взял со стойки бутылку. — Прошло двадцать лет; немалый срок. У тебя найдутся стаканы?
— Еще бы, — отозвалась Мэдди, доставая стаканы из буфета. — Но дело не только в возрасте. Ты похорошел — да, да, правда… Ты выглядишь таким… уравновешенным, уверенным в себе.
— Я и правда наконец перестал быть мальчишкой из средней школы. И слава Богу. — Он посмотрел на стаканы. — Кого ты любишь больше, «Очкарика» или «Бам-бама»?
— Извини. — Мэдди потянулась за стаканами. — Это посуда Эм.
Кей Эл отодвинул стаканы подальше от ее пальцев.
— Если ты не возражаешь, я возьму «Бам-бама». Мы, разухабистые пацаны, должны держаться вместе. — Он наполнил стаканы до половины и подал один Мэдди. — Выпьем за Эм, — предложил он, поднимая свой стакан, и Мэдди чокнулась с ним.
Отпив половину, она повернулась, вышла в прихожую, держа в руке стакан, и посмотрелась в зеркало.
— Я и забыла, как я тогда выглядела, — сказала она, обращаясь к Кей Элу, который подошел и остановился рядом. Он был лишь на пять дюймов выше Мэдди и смотрел в зеркало сбоку, поверх ее плеча. Громадный Брент всегда нависал над ней, и, когда их фотографировали, любил вставать сзади и класть свой подбородок на голову Мэдди. Она терпеть не могла этой его привычки.
— Так же, как сейчас, — отозвался Кей Эл. — Только тогда ты была похожа на мраморное изваяние.
Мэдди скорчила зеркалу рожу.
— Намекаешь на то, что у меня появились морщины?
— Нет. — Кей Эл покачал головой. — Не в том дело. Ты держалась отчужденно, как будто твои мысли витали где-то далеко. Ты не лезла за словом в карман и была вспыльчива, но в твоей красоте было что-то от Снежной королевы или от манекенщицы; а теперь ты превратилась в земную женщину.
Мэдди пригубила вино и задумалась. Какие мысли занимали ее в школьные годы? Какие страсти терзали ее душу? Она вдруг с ужасом осознала, что не может восстановить ни того, ни другого, а память хранит только желания и поступки окружавших ее людей. Желания Брента. И не только в школьные годы — всю жизнь. Если кто-нибудь спрашивал ее, кто она такая, Мэдди отвечала: «Дочь Марты Мартиндейл», или «супруга Брента Фарадея», либо «мать Эмили Фарадей». И никогда никому она не могла просто сказать: «Я — Мэдди». Даже ее профессия — и тут ей приходилось отдавать себя другим. Всю ее жизнь определяли отношения с внешним миром.
— Какой кошмар, — сказала она.
— Кроме одной ночи. — Кей Эл приблизился к Мэдди. — В ту ночь ты была моей, и ты была настоящая.
Мэдди вздохнула.
— Мне кажется, та ночь существует лишь в нашем воображении. А вообще-то ты прав. До сих пор я не жила по-настоящему.
— До сих пор?
— За минувшую неделю я сильно повзрослела, — ответила Мэдди и допила вино. Кей Эл стоял вплотную к ней, и Мэдди это очень нравилось. — Хочешь повторить? — спросила она, оглядываясь через плечо.
Казалось, Кей Эл глубоко задумался.
— Не знаю, — сказал он наконец. — А что, алкоголь все еще оказывает на тебя прежнее воздействие?
— Какое именно?
— Насколько я помню, на первом этапе ты стала упрямой, как ослица, на втором тебя вывернуло наизнанку…
— Какой позор, — Мэдди прикрыла глаза. — Да, припоминаю.
— А потом наступила третья.
— Что же случилось на третьей стадии?
Кей Эл попытался сделать равнодушное лицо, но его глаза продолжали улыбаться.
— Ты меня изнасиловала.
— Ну нет! — воскликнула Мэдди, поворачиваясь к зеркалу и наблюдая за Кей Элом, который, в свою очередь, наблюдал за ней. — Нынче вечером ты уже отверг мои домогательства, и я больше не желаю унижений.
— Я вовсе не отвергал тебя, — возразил Кей Эл. — Я лишь сказал, что я слишком стар, чтобы заниматься упражнениями на заднем сиденье автомобиля.
— Если у тебя появилось настоящее желание, ты должен был согласиться.
Кей Эл посмотрел на нее в зеркало, и Мэдди почувствовала, как внутри ее поднимается жаркая истома. Кей Эл протянул ей стакан.
— Когда ты предложишь всерьез, я соглашусь. А пока предпочту выпить еще вина.
Когда спустя пятнадцать минут зазвонил телефон, Кей Эл и Мэдди все еще обсуждали злополучное происшествие, случившееся с ними в средней школе. «Черт побери, — подумала Мэдди. — Я ни с кем не хочу разговаривать. Мне так хорошо». — Она взяла себя в руки и подняла трубку.
«Впервые за долгие годы я чувствую себя хорошо».
— Мэдди? — раздался отрывистый голос Брента. Мэдди виновато посмотрела на Кей Эла, потом приободрилась. Пусть Брент идет ко всем чертям; ей не в чем себя винить. Она почувствовала досаду. Что мешает ей совершить какую-нибудь гадость? Почему только Бренту позволено своевольничать?
— Мэдди, ты меня слышишь? — Брент, и без того раздраженный, заговорил угрожающим тоном.
В трубке был слышен рокот катящихся по лоткам шаров и стук падающих кегель. Наконец-то Брент оказался там, где должен был находиться. Лгун несчастный.
— Чего тебе? — не слишком вежливо осведомилась Мэдди.
— Послушай, мне придется задержаться допоздна. У меня назревают кое-какие проблемы.
«Ага, еще бы. Ну ничего — у меня тоже кое-что назревает».
— Мэдди, Хауи хочет поговорить со мной, как только мы закончим игру. Но мне нужно, чтобы к моему возвращению ты была дома.
— Не волнуйся. Буду. — Мэдди оглянулась на Кей Эла и приняла окончательное решение. Это ее вечер. Не хотелось бы превращать в жертву старого доброго Кей Эла, но не беда — он как-нибудь переживет. — Отдыхай, а я отправлюсь в постель, — сказала она и крепко стиснула губы, чтобы не рассмеяться вслух.
— Мэдди? Ты смеешься?
— С чего бы мне смеяться?
— Прежде чем отправиться в кегельбан, я побывал в своем кабинете.
— И что же? — Мэдди сделала глоток.
— Я хочу получить обратно свой ящик.
«Еще бы».
— Приедешь — обсудим это, — сказала она. Брент начал было спорить, но Мэдди уже потеряла интерес к разговору.
— Мне пора, — сказала она и, бросив трубку, повернулась к Кей Элу и помахала ему рукой. — Подожди минутку, я сейчас вернусь.
Она взбежала по лестнице, вошла в спальню и посмотрела в зеркало. Итак, пора браться за дело всерьез. «Сейчас я пересплю с мужчиной, — подумала Мэдди, — но только не здесь». В этом она была непоколебима. Единственный в городе мотель вполне мог бы печатать имена постояльцев на первой полосе «Фрог-Пойнт инкуайрер» — фи, какая пошлость. Значит, остается только Пойнт, любимое место развлечений Брента. Но Кей Эл не хочет ехать в Пойнт. Значит, ей следует заманить туда Кей Эла и соблазнить его на месте. Либо соблазнить здесь, а уж потом заманить в Пойнт.
Мэдди почувствовала себя изрядно пьяной, но отбросила сомнения и подумала, что в трезвом виде она, конечно, никогда не сделала бы всего этого. Зато завтра утром она сможет оправдать свои действия тем, что была во хмелю. «Я не виновата, — скажет она себе. — Я была пьяна». С этой точки зрения ее теперешнее состояние давало ей определенные преимущества. Мэдди улыбнулась своему отражению.