— Красота! — восхитилась Машка, когда первый плот оказался полностью готов.
— Мы молодцы, — согласился я. — Кое-чему научились.
— А давайте потом вместо главного лагеря устроим плавбазу! — предложил Лысый. — Перенесем кузню на нее…
— Под весом твоей печки авианосец утонет, — оборвал его Валера. — И это еще неизвестно, как оно получится — жить всегда на воде.
После окончания строительства плотов я убил на охоте большую обезьяну, смутно напоминавшую человека: я выслеживал диких свиней, и полутораметровый питекантроп вышел из кустов прямо на меня. Он испугался, я тоже, но у него не было карабина, а у меня был, и я выстрелил — прежде чем успел подумать, а надо ли. Питекантроп свалился замертво. У него были большие круглые уши, низкий лоб, длинные руки и серая кожа, покрытая редкой шерстью, а местами голая. Взвалив тело на плечо, я притащил его в поселок.
— Ходил он на двух ногах, — сказал я, когда все наши осмотрели труп. — Держался почти ровно. Руки — сами видите, как человеческие. Даже не знаю, стоит ли нам его есть.
— Да, что-то сомнительно на счет него, — сказал Вася. — Вдруг брат по разуму?
— А другие там были? — спросила Таня.
— Я сразу сказал бы. Нет, один он был.
— Не говорил ничего?
— Когда б он успел? Если и умел говорить, ничего не сказал.
— Ну его, — сказала Даша. — Не буду я такого есть. Давайте его лучше похороним.
На этом и сошлись. Так как наступал вечер, похороны отложили до утра, оставив труп рядом с кузней. А утром к нам в поселок прискакали по деревьям штук пятнадцать таких же питекантропов разных размеров, расселись по ветвям над лагерем, а самый большой спрыгнул вниз и встал в угрожающей позе у тела сородича. Валера с Васей сняли карабины с предохранителей, разошлись в стороны и взяли вожака на прицел. Мы с Лысым вышли вперед, надеясь установить контакт. Даша с Машкой взобрались на вышки и навели на остальных обезьян арбалеты. Таня натянула лук.
Вожак оказался крупным — ростом под метр девяносто, и весил, наверное, килограмм сто пятьдесят. Лысый хотел с ним заговорить — питекантроп в ответ яростно заухал, огляделся вокруг, подхватил с земли коленвал от уазика и кинулся на Лысого. Тот отступил в сторону и сделал подножку. Вожак покатился по земле, вскочил, и бросился теперь уже на меня, вовсю размахивая коленвалом. Я уклонился и врезал ему в челюсть. Лысый подскочил сбоку и врезал ему в ухо. Питекантроп, несмотря на свои габариты, беспомощно свалился на землю и долго барахтался среди запчастей. Наблюдавшие с деревьев за дракой обезьяны загалдели и возбужденно запрыгали по веткам.
Вожак встал, посмотрел на своих болельщиков, поднял коленвал и упрямо двинулся на нас. Как следует драться он явно не мог — ударил Лысого, но промахнулся, а тот дал ему под дых, пнул по колену, треснул по носу и опять свалил на землю. Видя, что питекантроп все же собирается снова встать, я решил, что надо с ним заканчивать, взял валявшийся у печки глушитель от «Шевроле-Нивы» и шарахнул вождя обезьян по затылку. Глушитель загудел, вождь шлепнулся на задницу, да так и остался сидеть, ошалело крутя головой и шатаясь из стороны в сторону.
— Не умеешь владеть коленвалом, — сказал ему Лысый. — А туда же — разборки устраивать.
— Вот уж точно, — подтвердила Машка. — Вали отсюда, лопоухий!
— Не хотел я твоего соплеменника убивать, — сказал я. — Честное слово. Давай мириться?
— А не захочешь мириться — еще получишь! — пообещал Лысый.
— Ой, только железяками его больше не бейте! — взмолилась Таня. — Вдруг он тоже умрет!
— Глушитель мягкий для такой головы, — успокоил ее я. — Ничего этому гамадрилу не будет.
Вожак, немного придя в себя, с трудом встал и хмуро уставился на нас. Нападать он больше не решался. Постоял так, глухо ухнул и тяжело полез на дерево, цепляясь пальцами за выступы в коре. Обезьяны наверху разочарованно загалдели, окружили своего предводителя, когда он к ним поднялся, долго его утешали, похлопывая лапами по плечам и спине, а затем все стадо двинулось по веткам в джунгли.