- Но мне нужно провести пальпацию!
- Я бы не советовал. Пока она только расстроена, очень расстроена, а ведь может и обидеться!
Доктор Ай Болит ретировалась с непониманием и ощущением поражения в битве: "Не знаю, у меня это первый случай в жизни!".
- Тут срослось, - заметил я выпрямляясь и скрепя зубами, - у меня тоже. И не скажу, что я в восторге. У неё даже спрашивать не буду, не знаю, простит ли она меня за это.
- Вы очень нежный, - сказала она, снимая перчатку.
- Конечно, нежный, в мире же должен быть баланс.
А сам смотрю на её руки и прозреваю - на пальце, соседствующем с "факовым" кольца-то нет! Нет, понимаете! Я не знаю, как у неё с мужчинами, я не знаю, что у неё дома, но я же не виноват. У меня нет данных о ней, нет справки ни с ЗАГСа, ни от сексопатолога, а она тем пользуется и использует свой палец, как Дамоклов меч!
Я расстроен. Расстроен состоянием нашей медицины. Почему я должен платить доктору, чтобы он нанёс мне непоправимую психологическую травму? Да, замок не пал, но на его кованных воротах останется не заживаемый шрам от обиды за бездушное отношение к себе, за неоправданное доверие и разочарование. Пусть у неё всё будет хорошо… и я сейчас не о попе (в неё я и так верю), а о докторе, хотя она задница ещё та! Но чёрт возьми!..
И скажу вам без прикрас, как говорили мне в юности люди с жизненным опытом: "Берегите яйца смолоду!".
Глава I - Когда я был маленьким
Когда я был маленьким, а маленьким я был всегда, то мне казалось, что в нашем измерении существует два мира: мир в котором живу я, такие же как я - мальки, и мир, в котором цветут эти высокие длинноногие существа, предки которых, по-видимому, жили на таинственной Пандоре. Мы, кстати, если верить Джеймсу Кэмерону, попозже захватим сию негостеприимную планету неприветливых земных потомков. Но это будет позже, а пока вот они ходят и даже не замечают этих добрых гномов, которые тоже с сердцем и, между прочим, поболе, чем у горилл со спортклуба. Гориллы (и даже длинноногие) к этим существам никакого отношения не имели по той простой причине, что существа были исключительно женского пола, то есть самочки.
Первая на моей памяти встреча была в средине седьмого класса, когда в наш скромный и одетый по советским нормам поведения 7-Г вошла ОНА! Она, которая вполне бы заменила нашего школьного электрика дядю Петю вместе со стремянкой, но ей никто бы и не позволил заниматься заменой ламп в плафонах из соображений техники безопасности, причём не её как электрика, а всех за этим наблюдающих, потому что в отличие от наших семи, восьми и прочих классниц, у которых высота юбки могла быть на грифель выше колена, у новой ученицы школы юбка была на грифель ниже соединительной перемычки этих самых колен. И эта длинноногая роскошь на тоненьких каблуках с умопомрачительными вьющимися волосами досталась нашему классу.
Нет, безусловно, в нашем классе были и свои, на две головы превышающие нормы, предметы гордости. Но они были свои, советские и мало нас впечатляющие, стало быть и не вызывающие чувства гордости. Вот возьмём, как пример, Аллу. Когда после летних каникул Алла зашла в спортзал на урок физкультуры в откровенно-алом обтягивающем трико, а она заметно прибавила в летний витаминный период, то мы - мальчики, и они - физрук со свистком, непроизвольно издали такой звук, что Алла на ближайшие полгода самоотстранилась от уроков физкультуры! Да оно и не мудрено, ведь оказалось, что Алла за лето обогнала нас на две головы не только вверх, но и вперёд и, простите за каламбур, взад! Нам было по 13-14 лет и мы не представляли себе что с этим всем добром можно делать, но гордости даже за такое "достояние республики" у нас не было.
Другое дело - Лиля! Именно так звали это счастье, свалившееся на наши неокрепшие нервы, а позже оказалось и плечи. Лиля сияла всегда и везде; на неё слетались все мухи от старшеклассников до физруков; ей, наверно, готовы были отдать своё драгоценное поджаренное курабье за 5 коп., первоклашки. А она сияла и, казалось, расцветала на глазах.
Я не мог не влюбиться! Это звучит, как долг перед Родиной, но я не мог! Она меня заметила и мы, а вернее я, начали дружить в школе по-детски. Мы дружили, она всем улыбалась, я носил её портфель, она просиживала физ-ру в кабинете физрука, она цвела, я увядал… Друзья говорили, что мне нужно сходить к окулисту. Я считал, что и так всё прекрасно вижу. Так длилось до лета, пока в лагере труда и отдыха я всё увидел и без очков. Я уже тогда понял, что не умею и не буду стоять в очереди за женщиной, сказав в никуда: "Да пошла ты!" и обрёл потерянную полгода назад свободу. Лиля горевала не долго, минуты полторы, и уже через полчаса я видел, как какой-то безвольный придурок несёт за ней ящики с помидорами.