Второй раз я повстречался с величественной представительницей высоконогих на разборке реле РЭС 24. Вы не представляете, насколько это бесконечно интересное и захватывающее занятие! По деликатности и кропотливости процесса это напоминает препарирование болотной лягушки в далёком и счастливом советском детстве, когда на весь двор есть одна игрушка и на тот день ею оказалась зелень лупатая, которую сегодня естественно жаль, а тогда она просто пала жертвой детского октябрятского любопытства. Мы не ведали ни про Розовую пантеру, ни про электронную почту, запущенную в ненавистной родителями и нами Америке в 1965-м, когда мои родители за неимением телевизора могли разговаривать лишь с радио, привязанным как троллейбус к проводам; но мы знали про профессора Павлова и заспиртованного Ленина и это давало нам повод и право разбирать лягушек на мелкие запчасти, чтобы в будущем какой-то из таких засранцев как мы мог достойно сменить кого-то у станка советской псевдонауки реинкарнации и вечной молодости.
Так вот. Когда я с доблестью закончил восемь классов средней школы на трудновыговариваемую в приличном обществе "твёрдую тройку", то советское образование сразу увидело во мне будущего знаменитого сварщика или сантехника наподобие Стаканова, о пардон, Стаханова. Кстати по поводу второго варианта система Макаренко не ошиблась, но об этом как-нибудь позже, когда соскучимся по острым ощущениям.
- Так уж устроен мир, - сказал кто-то такой же умный, как и старый, чем обрёк миллионы бывших специалистов препарирования земноводных на романтическую судьбу сантехника или тракториста комбайна "Нива". В советской школе будущее страны видели исключительно в отличнико-хорошистах, отобранных селекционно или естественным отбором из общей массы послушников коммунизма и потому из шести-семи 8-х классов на козырные 9-е набирали всего две партии достойных строить процветающее советское общество. Я был хорошим комсомольцем, но наверно, неталантливым послушником и хреновым строителем (хотя спустя 20 лет я бы кинул камень в того, кто сказал бы что я криворукий строитель), а потому я вполне осознанно пошёл занимать очередь за синей формой ПТУшника и госдовольствием в 30 деревяшек, чтобы быть такой же по мнению школы Буратиной, как миллионы до меня и сотни тысяч после.
Придя в ПТУ 1-го сентября в толпе синих Буратин М и Буратин Ж я сразу же заметил её. Ещё было 30 лет до прихода в наше сознание "Аватара", но по дворам и коридорам ПТУ уже ходили длинноногие синие существа, опьяняя человеческое сознание.
В нашей, по большей части, мужской группе сразу нарисовалось некоторое количество активных юмористов, красавцев и спортсменов. Я не относился ни к первым, ни к четвёртым, даже если и определил бы такую категорию в нашем парадном строю, выстроившемся на плацу заднего двора. У меня по традиции не было никаких планов по захвату территорий и пленению местных красавиц, а потому я просто стоял, не зная куда приткнуться и миловался черноволосой смуглянкой, бойко разговаривающей сразу со всем нашим каре, соседским справа, соседским слева, к тому же успевая усмехнуться правому и левому флангам.
Солнце светило приветливыми сентябрьскими лучами и вялило нас как чехонь в синих шерстяных костюмах, мы на глазах теряли в виде и весе; и лишь она одна была слегка подкопчена до красивого золотистого, что не могло не сказываться на её красоте и нашем аппетите. Мы были стойкими комсомольцами, не знающими слова "Задолбало!", мы были полны сил и у нас было своё солнце в противовес светилу - оно постоянно тараторило, юморило и непринуждённо делало мир духовней, добрей и краше.
Этот первый день в конце концов закончился и дальше потекла равномерная училищная жизнь в борьбе за оценки, сердца и победу над империализмом. Я носил книжки и тетрадки в духе того времени в цветном полиэтиленовом пакете, который старательно стирал до равномерного хаки, а она плыла где-то рядом над землёй опережая время с сумочкой-бочонок, вызывая тихую зависть сверстников. К ней клеились всякие местные и басурманы, но её это мало интересовало по причине крайней воспитанности и равнодушия.