- Хочешь, Флег? - спрашивает Шура.
- Уверена? То мужики смотрели с возмущением, а теперь будут глядеть угрожающе, дескать, не просто Олеги, а ещё и флегматики?!
- Но ты же понимаешь, что нужно бы вместиться в слог, чтобы коротко и с акцентом?
- Понимаю. А что если Фолег? Типа, четырёхлапый.
- Ещё лучше, - отмахнулась Шура, - тогда Олеги, которых ты практически довела до икоты, решат, что тебе в принципе противны Олеги, потому что "фу, Олег!". А может с него сделать немножко девочку и назвать Мэг?
- Что значит, немножко девочку? - не поняла Саша.
- Ну, чик.., - понимаешь?
- Ты что, аж вскочила Саша, - единственный мужик в доме, и тому "чик"? Ум есть?
- Шучу-шучу. Просто разрядила напряжение мыслей.
- Ничего себе, разрядила! У меня весь позвоночник напрягся аж до пяток!
- А если Брэгг?
- Кто такой?
- Поль Брэгг, "Чудо голодания"!
- Шура, ну, ты-то понятно. Нам с Олегом это зачем?
Думали много, думали долго. Выпили два самовара чая и съели всё мучное в доме, наперекор советам Поля Брэгга. В итоге было решено переименовать Олега Греком, ибо ни у одной, ни у другой в знакомых таковых не значилось, сама Греция с тамошними Олегами далеко, а Сашино счастье похоже на антик. Почему? Потому что квадратный. Это мало что объясняло, но идея всем понравилась, включая Грека, у которого никто и не спрашивал…
По истечении некоторого времени Саша успокоилась, Олеги сами собой растворились в толпе, а Грек начал метить маршруты не вкривь да вкось, а с присущим грекам изяществом.
Глава XVIII - Туман
В октябрьский рассвет вплёлся плотным одеялом непроглядный туман. И, когда будильник проснулся и решил сделать то же самое с моим сознанием, я предположил, что эта коробочка свихнулась и пытается испортить мне настроение, о котором я сам ещё ничего толком не знаю. Ощущение, что глобальный перевод времени решили повторить ещё раз через неполный месяц, не дождавшись моей акклиматизации к предыдущему потрясению, пришло мгновением позже.
Но желание затолкать подушку в рот (ведь откуда-то он орёт!) разрушителю моей сказки, посетившей сон аккурат перед этим воплем, не пропало, потому что даже не являясь антиглобалистом, за долгие годы я так и не понял, и не привык, и не смирился с этим откровенным заговором против моей гармонии с астрономическим временем, в которой комфортно как мне с космосом, так и космосу со мной. Причём последнее меня волновало в первую очередь, опираясь на понимание основного закона классической механики Ньютона, переплетающегося с гением Эйнштейна, где и я немного кривоват, и пространство абсолютно изгибистое, и время с червинкой, внутренне осознавал, что, учитывая взаимное влияние микро и макрокосма, от потрясения такой песчинки как я где-то за миллион парсек от моей кровати взорвётся звезда, создавая тем самым цепочку глобальных потрясений, несущих вселенский апокалипсис.
Однако будильнику было одинаково и на меня, и на космос. А потому он орал, дёргая за каждый нейрон, как за перетянутую струну лиры, угрожая не просто испортить настроение, но расстроить всё созвучие внутри меня, парализовав и не дав тем самым довести моё желание засунуть подушку в эту коробочку, до состоявшегося.
- Ладно, - вскочил я, - чего ты хочешь?
На часах было 7:00. В окне 6:00 и молоко. Внутри меня 5:00 и ощущение, что не доел, потому что как раз перед пробуждением в сон заглянула Она в кружении весенних цветов, плывя навстречу мне с какими-то желаниями.., о которых, будь проклят тот, кто придумал кукушку и будильник, я ничего не узнаю!
Она ещё спала. В такую рань её будильник был нем. Он умел хранить молчание, заботясь о хозяйке, не то что мой придурок без сердца и сострадания к ближнему, всегда орущий невовремя. Я встал и подошёл к окну. Туман был похож на облако, свалившееся с неба. Под окном двигались немногочисленные остатки людей и машин, которые позволил себе оставить он - густой и тяжёлый, вцепившийся за крыши домов своими кудрями, шевелясь и щекоча своё брюшко о тех, кто рискнул выйти на улицу.
Закрыл глаза и нарисовал образ, уплывающий в туман. Она прекрасна! Я позволил себе большего, чем сон, разговаривая с собой:
- Не стыдно! Не краснею! Представлять её пред собою, желать видеть, желать любоваться, просто желать... Невозможно определить или обосновано утверждать, что более прекрасно: она внутренняя или она внешняя. Всё вместе и всё по-отдельности, в хаосе и по частичкам - всё вызывает восхищение! Нет, не краснею, но рисую её и любуюсь…