- "Мяу!", - скрипнуло за спиной, снова разорвав мои красивые мысли на тающие лоскутки.
- Тебе-то что, крокодил! Ты же, в отличие от меня в выигрыше на тот самый час, что я не доспал, - рыкнул я на живот, расположившийся сзади и носящий с собой усы и хвост так, для красоты.
Осенью мы тоже были по разные стороны баррикад, но временем был обласкан я, а ему было непонятно, почему еда вдруг стала приходить в мисочку на час позже, ориентируясь на того же крикуна со стола. Вполне возможно, что тогда у Билли было тайное желание по поводу того, кто регулярно раз в году портит жизнь покладистого кота. В общем будильник жил на грани, меж двух огней.
Я пошёл к холодильнику, прикрыл собой дверь, чтобы Билл не подсмотрел, чем богат наш дом, и достал его завтрак:
- На, ешь! И отстань от меня! Такой сон и такое утро…
Снова стал у окна. Хотелось ввысь! Хотелось туда - вверх, на крышу, сквозь темноту, мимо сталагмитов, аккуратно выстроенных за долгие годы невоспитанными дикими голубями по всей площади чердака, и наконец на волю, как на Фудзияму, опоясанную тем самым туманом, поглотившим город и крикнуть:
- Солнышко-о-о!
Конечно, я бы крикнул ей, и эхо восхищения, отбиваясь от здания к зданию, долетело нежным "люблю" в её сон, в котором бегу я, осыпаемый лепестками роз и её поцелуями. А если бы Солнце приняло это на свой счёт, и в благодарность разогнало туман, гладя лучом её волосы, то всё сложилось бы просто идеально на сегодня. Я бы простил и будильник, и кота…
- "Мяу!"
- Сейчас я тебя застрелю! - шаря по бёдрам, одетым только в трусы, рявкнул я.
Кольта не было. Заряженные и поставленные на предохранитель тапки стояли под кроватью в ожидании хозяина.
- "Мяу!", - сказал он в знак понимания и лениво пошёл в коридор.
- Что за утро? Семь часов, похожие на пять! Кто придумал время таким, какое оно есть? Как заставить себя…
- "Мяу!", - донеслось из кухни.
- Стакан полон до краёв, - с нулевой уверенностью буркнул я себе по пути в ванную, откуда должно было начаться утро рабочей недели.
Глава XIX - Футболист для тромбониста
Раннее утро понедельника. В вестибюле метро играли бас-тромбонист и какой-то негодяй на тубе, веселя и развлекая проходящий мимо люд. Утро было осеннее, а потому особо серое с всепроникающим дождём и пронизывающим ветром. Ещё со вчерашнего вечера хотелось домой к батарее, одеялу, коту и противоположному полу. Вчера был праздник большой, шумный и, говорят где-то там, важный. Кто придумал, зачем отмечаем - доточно не ведомо, а официальная трактовка не убедительная. Но отметка в календаре присутствует, повод налицо, телевизор зазывает, обязывая всех к всеобщему ликованию, стало быть по славянской традиции - как в последний бой! По той же традиции умереть хотелось ещё вчера, но: и работа стоит в ожидании зомби, и будильник орёт до восхода солнца, и чувство долга в перемешку с чувством жажды. Всё это каким-то странным образом выталкивало народ из тёплых берлог в расстреливающую ещё у парадной ненастную погоду. Всё плыло перед глазами, словно дворники на глазах не справлялись с дождевым потоком и ручьи размывали образы за стеклом, мешая правильно двигаться и сосредотачиваться на объектах. Шли по улицам и люди не умеющие праздновать по общепринятым народным правилам, но они выглядели ещё печальней, потому что их дворники справлялись и картинка за стеклом была чёткой, гадкой и зазывающей сесть прямо здесь в лужу и громко раплакаться. Спасенье виднелось во входе в метро, где всегда весна и поезд-трамвайчик в бесконечность, как песенка "Graveyard train". Все торопились: кто по приборам, кто по привычке, кто по необходимости. Подходили все варианты. Но…
Надо было так сложиться звёздным картам, чтобы именно в этот день двум "артистам от Бога" захотелось вдруг поправить своё благосостояние и всеобщее здоровье мотивами рваной музыки в столь необычном дуэте. Они расположились здесь ещё к половине седьмого, поставили перед собой плетёную корзину - огромную, как-будто для сбора подснежников в новогоднюю ночь и, для разогрева пальцев и губ начали играть "Эстампы" для фортепиано Дебюсси, переложенные на бас-духовые. Может это было что-то иное, но у людей знакомых сколь-нибудь с музыкой вообще, складывалось именно такое мнение. Первым случайным слушателям даже повезло, как повезло бы авангарду стаи дирижаблей, попавших под метеоритный дождь - они не ощутили основного удара стихии.
Ближе к семи, когда в корзине лежал жетон и недоеденный пирожок, в ход пошли произведения Вагнера и Стравинского до знакомства с Коко. Дуэт отдувался за весь "большой симфонический", то есть партии других инструментов просто не брались во внимание, а использовалась исключительно своя часть партитуры, что создавало иллюзию ада, притаившегося под буквой "М". Музыкантам нравилось. Они даже пытались пританцовывать в такт отсутствия такта и возня эта была похожа на купание носорогов.