Всё что было дальше, хорошо описал в журнале "Literator" неизвестный поэт с известной фамилией Иванов.
Прибегали полицаи -
Восклицали, порицали,
Властью данные средства
Применив для молодца.
Под толпы негодованье
Повторяли порицанье,
Палкой тыкая в сучок:
- Ты живой хоть, дурачок?!
Присмотрелись, удивились,
Протрезвели, вопросились:
- Это Пляц?
- Это Пляц!
- Пляца мордой на матрац,
Рукожопый кривоног
И в жену попасть не смог!..
Дурачок, не будь дебилом,
В кулачок собрав все силы
Сигануть хотел в метро,
Но вскочив сломал бедро.
Прибегали санитары -
Перекуры, перегары,
Властью данные средства
Применив для молодца:
Отливали, отпевали,
Отлучались, выпивали,
Возвращались с огурцом:
- Что, брат, будем молодцом?!
Присмотрелись, удивились,
Протрезвели, вопросились:
- Это Пляц?
- Это Пляц!
- Пляца мордой на матрац!
Рукожопый кривоног
И в жену попасть не смог!..
Селфи сделали, портреты
Для журнала, для газеты.
На носилки положили,
К лазарету привозили.
Прибегали докторицы
К игроку со всей больницы -
Примеряли зонды, клизмы,
Анекдоты, афоризмы.
Веселились, словно дети.
Было сложно не заметить
Ощущенья, что попал
На бразильский карнавал.
Все смотрели, удивлялись,
Между тостов вопрошались:
- Это Пляц?
- Это Пляц!
- Пляца мордой на матрац!
Рукожопый кривоног
И в жену попасть не смог!..
…Ещё долгою была
Всенародная молва.
Так игру народной страсти
Мы спасали от напасти!
Глава XX - Осень
Он сидел на подоконнике, облокотившись об открытую створку окна и вглядывался в бесконечное пространство времени. Жизнь текла стремительной рекой, меняя настроение, краски и расположенность к нему. Давным-давно, когда мир казался одним огромным куском колбасы, когда всё крутилось вокруг него одного, он чувствовал себя баловнем судьбы и той самой дорогой колбасы, чей образ люди называют счастьем или "шарой", что в глубине корневых понятий является для них неким мерилом радости жизни. Это было давно, и он, уже взрослый кот с устоявшимися взглядами на мирскую суету, понимал, что всё тленно, всё имеет свой конец и своё начало, и никак не наоборот, потому как за гранью последнего взгляда на плывущие по небу облака есть лёгкость парения к неизвестному с мудрым созерцанием уходящего прошлого и пониманием неминуемого грядущего…
- А вон та кошечка - ничего… И шерстка лощёная, и походка от хвоста, и взгляд… Знаю заранее этот взгляд. Сейчас я только слегка муркну и она обернётся, откинув тонкие ресницы в стороны, но после, словно одумавшись, вернёт себе образ гордой жительницы Сиама, и пойдёт в зелёную даль, кусая себе губы и усы, что не ответила муром на мур. Потом, отойдя на приличное расстояние будет ждать моего внимания. Он отвёл задумчивый взгляд в сторону, не желая видеть предугаданное заранее.
- Ах, амур!.. Ещё пару лет назад я бы её просто так не отпустил! И, сто глистов мне в зад, меня бы не остановили эти три этажа людского равнодушия! Но зачем мне это? Осень… Жёлтые листья серебристого клёна нехотя поодиночке опускаются на зелёную с золотцой траву, покачиваясь, как лодочки в лёгких струйках северных воздушных масс, принёсших нам запах обречённости в ожидании зимы. И мудрые клёны нарочно устраивают этот затяжной листопад в желании продлить нежную грусть осеннего настроения, чтобы даже первые снега украшать узорами уходящей осени. А мой хозяин лихорадочно долбит пальцами по клавиатуре своего Acer, не подозревая, что есть другой Acer - настоящий, живой, стоящий здесь же за окном, знающий так много песен и флористической прозы, слышимой столь немногими счастливцами, в числе которых оказался и я.
Но кого интересует котомудрость? Его? Его её? Нет. Для них я - "серое" обаяние в плетёном лукошке, способное лишь на банальности в границах их далеко нерезинового интеллекта. Как говорил мой знакомый мусорный кот - философ от природы, украшавший в недалёком прошлом квартиру старого профессора из дома напротив, пока не пописал на какой-то старинный фолиант в кожаном переплёте, опрометчиво оставленный на кухонном стуле: "Мудрость - понятие утончённое и не всегда видимое сверху, но отчётливое во взгляде на равных." Хотя случайный прохожий из всего сказанного мусорным котом услышал бы лишь "мяу-мяу".