Глава XXIII - Вокалист
Из комнаты, наполненной паром, ароматами шампуней, гейзерами жизненного оптимизма и ощущением праздника, лились ноты. Их было много. Их было чуть больше чем семь и гораздо больше, чем двенадцать. Но учитывая ту любовь и тот энтузиазм, с которыми они добывались из недр то лёгких, то желудка, окрашиваясь, проскальзывая между мембран голосовых связок и закаляясь в лужёной глотке, то знающему толк в музыке человеку было понятно, какой бриллиант потерян для мировой музыкальной культуры.
Ванная, как концертная площадка, ванная, как источник вдохновения, звала меня в мир искусства, и я не мог ей отказать. Честно говоря, я не мог отказать и себе выдохнуть всю глубину чувств, пробуждающихся в душЕ, дУше; дУше, душЕ, неважно, но хотелось петь. И пусть меня услышат лишь жильцы за дверью и соседка за стеной, думаю, что я могу изредка дарить им этот праздник.
В дверь постучались:
- Милый, а ты не можешь петь не на полную громкость?
- Что?
- Пой, пожалуйста, чуть тише. Твой кот в дальне комнате на подоконнике, но ему это не помогает.
Я убавил громкость душа и рта:
- Он меня никогда не понимал! Жирный снаружи и сухой внутри постный кот. Не верь ему. Он играет на женских эмоциях.
Она открыла дверь и заглянула в мою студию в клубах пара:
- Дорогой, откровенно говоря, при том, что я полный антипод "жирного снаружи и сухого внутри", но сегодня мне тоже громковато.
- А нравится?
- Безусловно! Не Карузо, но достойно моей любви.
Я расплылся в улыбке:
- Я знал. Хочешь ещё?
- Потише?
- Я постараюсь, но ты же знаешь, как тяжело угнетать талант.
- Знаю. И всё же постарайся. Агнесса Иммануиловна ещё не проявила свой восторг?
- Нет, стена молчит.
- Хорошо. Я пойду, дам Билли вкусняшку от стресса.
- Вот! Я же говорил! Он манипулирует твоим сознанием!
Моя благодарная слушательница закрыла дверь. Я снова остался наедине со звуками водопада и гелем для бритья:
- Вот наконец настал тот час!.. - потом проворчал себе старым анекдотом, - Карузо-Карузо! Слышал я этого Карузо! Ничего особенного. Мне Михайлыч напел…
Хотя, конечно, велик. Чего спорить с очевидным. Но, я? Кому подарить меня? Я же тоже хорош!
Снова взял гель-микрофон. Положил. Взял мыло, сделал кудри блондина и снова ухватил баллончик для бритья.
Зачем отказывать себе в удовольствии? Сбросив оковы приличия, я снова заполнил комнату звуками райского сада.
В стену постучались стенобитным орудием. Я притих:
- Да-да?
- Не да-да, а простите, мэм! Уймись, юнец! Я уже дома.
Понимая, что угроза соседствовала с хорошим настроением, потому что на тот момент я уже не был юнцом, я ухмыльнулся, - льстит, - и тут же огорчился.
Как говорил один киногерой, кто так строит? Вот, кто строит так, что наихудшая изоляция в квартире - это территория санузла! То пространство, которое требует уединения на всеуслышании всего дома! Скрыться некуда - везде уши. А если ещё уши Агнессы, то и звукоизоляция не всегда помогает.
- Я чуть-чуть! - певуче прокричал я в стену и импровизированный микрофон.
- Только попробуй! Второй раз постучусь тебе в голову! - донеслось из-за стены.
Эта немка шутить не умеет. И юмор у неё папин и дедушкин с арийским акцентом. То есть, если сказала, что в голову, значит туда и стукнет. Хорошая бабушка, но здоровье железное…
Пришлось купаться и оттачивать мастерство перехвата микрофона, как это делают урки с финками. Получалось. Жаль не видела соседка, может подняла бы на более высокую ступень восприятия. А нет, так нет - вытираясь вышел я в люди.
Солнышко сидела в дальней комнате и гладила Билли. Он сгруппировался на коленях, надвинув брови и кося недовольным взглядом.
- Ой, только не нужно этой показательности! Ты в консерватории хоть раз был? - начал я атаку на кота.