Она подошла на расстояние прозрачности мысли и положила руку мне на грудь: "Странный гул. Кажется, это доносится отсюда…".
Сердце своими невидимыми ручками ухватилось за её ладошку: "Милая! Милая, не отпускай! И я не камень, и он не каменный! Он только пытается казаться суровым, будучи нежным нераспустившимся пионом. Дурак! Он дурак и я страдаю!".
Она всё читала в каждом стуке, смотря прямо в глаза, желая сказать и боясь нарушить таяние этого ледника, именуемого в кулуарах "командир полка".
Я таял, похоже, навсегда: "Предатель сердце!".
Глава V - Белые с крылышками
Она нарочно сначала поселилась на перекрёстке пространства и сознания, а потом в моей жизни, отлично понимая ещё в детстве своей недозревшей женской интуицией, что при любом раскладе карт и путей движения в будущем, я буду проезжать мимо её окон. Это будет сопровождаться непроизвольным расширением глаз до лемуровых медальонов и частого сглатывания ощущения желания прикоснуться взглядом к красоте, которая, напомню, поселилась здесь заблаговременно: первая линия, окна равноудалены как от двух углов дома, так и крыши с земной корой так, чтобы даже имея неважное зрение и не имея удостоверения снайпера, мой взгляд однозначно бы упирался в центр фасада и её чарующий образ в окне или на балконе.
На балконе! Даже не проезжая телом, но проплывая мыслью мимо окон, я вижу её стоящей на любимом балконе в непременной маечке. Только уже благодаря этому незатейливому, но сексуальному предмету гардероба её ноги не устремляются ввысь, высоко за тучи. Наверно именно такие ноги дали повод Роберту Планту написать нетленную "Лестницу в небеса". Балкон - это её личное пространство с неким положительным энергетическим полем и аурой от нежно-голубого до светло-зелёного, согревающей, защищающей, успокаивающей и омолаживающей одновременно.
Она стоит под этим зонтиком счастья, поставив ножки одна к другой, как оловянный солдатик и от этого её ножки становятся ещё длинней и грациозней. В одной руке у неё непременный чёрный кофе, в другой такая же непременная сигарета. Но эта сигарета, кажется, совсем не портит ни картину, ни образ моего созерцания. Вероятнее всего под этим зонтиком она не одна и, когда она делает затяжку, то один из стайки ангелков, кружащих позади, перехватывает этот клубок дыма, один раз кашляет и падает, как пушистый окурок с грустной улыбкой вниз. Тут же подлетает другой хранитель и делает тоже самое. Это похоже на сражение китайских воробьёв с вездесущими хунвейбинами, но Небо очень заботливо и благосклонно к своей избраннице, поэтому ангелки не сваливаются в груду, через которую можно перецепиться и громко плюхнуться на пол, а ложатся ровным ковриком где-то внизу в виде вновь проросшей молодой травы.
О том, что балкон - почти рай знают не только "белые с крылышками", но и цветы, коих на квадратный метр пространства больше, чем палестинцев в Секторе Газа. Она, как заботливый фитодоктор, приносит сюда и заболевших друзей Гертруды, которые благодаря заботе хозяйки "почти рая" быстро стают на ноги и радуют её зеленью листвы. Я точно знаю, что если бы я был в должности хозяина этого, что ли, дома и, как порядочный муж, но не сволочь, подарил бы ей деревянную швабру, а она, как порядочная жена, но не дура, поставила бы эту швабру на балкон, то зацвела бы и швабра.
Что оказалось для меня примечательным! У неё постоянно сложены ножки так, как будто она была в прошлой сказочной жизни русалкой, а в настоящей появились эти ноги и привычка держать их вместе. Осанка так же выдаёт в ней датскую русалку и поскольку наш мир не сказка, то в сложившейся ситуации ей с её величественностью вполне бы подошёл любой рядовой монарший трон. Однако на её беду и моё счастье на ближайшие сто парсек нет ни одного свободного трона для её стана. Так что моё проплывание телом ли духом пред её окнами и её образом ещё некоторую часть космического времени будет радовать "белых с крылышками" за спиной.