Группа подошла к деревне.
— Идите за мной и будьте осторожны! — сказал подпольщик и пошел вперед, ведя их через сады и дворы. Несмотря на свои личные переживания, Вук настойчиво продумывал план нападения на штаб. В двух-трех сотнях метров от трактира, где четники праздновали рождество, партизаны остановились. Прислушались. Из трактира доносились звуки гармошки и пьяное пение.
По освещенной луной дороге, возле трактира, прохаживались двое часовых.
— Этих нужно убрать без выстрела! — решительно сказал Вук и посмотрел на часы. — Пора!
В трактире раздался револьверный выстрел. Завизжала какая-то женщина.
«Не она ли это?» — промелькнуло в голове у Вука.
— Мы вдвоем подойдем, будто здешние крестьяне, и сразу же обезоружим. Это крестьяне, их насильно мобилизовали. Они не опасны, — сказал подпольщик.
— Я с пулеметом ворвусь в дверь, а вы окружите трактир и будете следить за окнами! Если кто появится — стреляйте. Приготовьте гранаты. Ну идите же вы, двое! Идите как ни в чем не бывало, — тихим голосом распоряжался Вук.
Подпольщики вышли на дорогу и направились к часовым. Вук с остальными, скрываясь в тени деревьев и плетней, начал продвигаться к трактиру.
— Кто идет? — строго окликнул часовой.
— Свои. Мы крестьяне! — ответили подпольщики в один голос.
— Стой! Первый — три шага вперед, второй — ложись! Руки вверх!
— Да погоди, мы посыльные, несем почту капитану.
— Руки вверх!
— Ну хватит тебе дурить. Хорохорься где требуется, а перед нами нечего.
— А как звать? — спросил часовой.
Они назвали вымышленные имена.
— Ну идите. Только нужно сначала доложить. Мико, пойди сюда! — позвал часовой второго.
Дождавшись, когда тот подошел, подпольщики кинулись к часовым, которые уже спокойно повесили за спину винтовки, выхватили револьверы и шепотом скомандовали:
— Руки вверх! Молчать. Только пикните — убьем.
— Братцы, мы же сельская стража, — испуганно заговорили часовые, поднимая руки.
Их обезоружили.
— Лежите и молчите! Ничего мы вам не сделаем, а если побежите или крикните — пристрелим!
Увидев, что с часовыми покончено, Вук перебежал дорогу и, прислушиваясь, остановился возле дверей трактира. Партизаны быстро окружили трактир. Один из них встал рядом с Вуком, наблюдая за ближайшим окном. В трактире пели и кричали. Визжали пьяные женщины. Вук не мог понять, одна там женщина или две. Если две, то голоса их очень похожи. Он вздрогнул: «А что если она здесь?.. Если здесь… убью» — подумал он и снова прислушался. Вук вдруг ослаб. Какая-то усталость разлилась по телу. Женщина в трактире громко смеялась, совсем как Бранка. «Это она!.. Сука! Как она может? — руки его дрожали. — Нет, не могу!» — сказал он себе, надломленный отчаянием.
— Идем, чего ждешь? — зашептал партизан, встревоженный нерешительностью командира.
Где-то раздались взрывы гранат и сухой треск пулеметов. Это было далеко, и залпы напоминали стук дятла о сухую кору.
— Это наши! — снова шепнул партизан, чтобы ободрить Вука.
Вук думал о том, что сказать, когда он ворвется в трактир, и сразу ли ему стрелять в нее. И, словно испугавшись своего замешательства, он распахнул дверь и, пригнувшись, изо всех сил крикнул:
— С рождеством христовым!
В первое мгновение никто не заметил Вука и не обратил внимания на приветствие. Четники попрежнему горланили и пили, сидя за длинным столом, заставленным бокалами и всевозможными яствами. Из всего этого Вук разглядел только ощерившуюся на него свиную голову и бородатого, косматого четника в глубине стола, на коленях у которого пела женщина. Лица ее не было видно.
Увидав Вука, четники застыли от неожиданности и крайнего изумления. Замерли речи, прерванные на полуслове, люди окаменели в тех позах, в которых застал их Вук.