Это лицо было ему знакомо.
Это было лицо той, самой девушки, из Лас-Вегаса. Той девушки, в грудь которой он вонзил кинжал.
Его мачехи. Той, что убила его отца.
Голос Макса снова зазвучал в его голове...
- Джонатан, ты ни когда не спрашивал себя, почему твой отец, обратил вдруг смертную, и сделал из нее королеву? Ты думаешь, он это сделал по прихоти? Ты не спрашивал себя, почему Король, запретил фотографировать свою Королеву, или рисовать ее портреты? Почему он прятал ото всех ее? Сходи в подвал. Лестор, говорил тебе, что сжег все портреты твоей матери, после того, как она умерла. Ведь он запретил ей тебя рожать, но она не послушала его. Сбежала. А потом ему принесли тебя... Лестор слишком любил Лерику. Слишком. Поэтому и не смог простить тебя, не смог полюбить... Сходи, - посмотри на портреты своей матери, которые он не посмел сжечь, а просто спрятал... Он собрал их все. Со всех замков... И спрятал. Посмотри на эти портреты. Тогда ты многое поймешь...
И он понял.
Это было лицо его матери...
У его матери и мачехи было одно лицо..........
-------
На противоположной стене стоял стеллажи. На стеллажах лежали россыпи монет и кулонов. Джонатан взял в руки одну из монет и увидел на чеканке профиль женщины в короне. Это была старинная, вампирская, золотая монета и профиль на ней был его матери. Королевы Лерики. Джонатан осторожно положил монету на место. Затем взял в руки кулон. Он открылся и на его внутренней стороне Джонатан увидел небольшое изображение Лерики.
Он помнил, как просил в детстве отца показать ему портрет матери, но тот ответил, что не сохранилось ни одного изображения королевы. Что он все их уничтожил. В тот момент Джонатан возненавидел своего отца. А сейчас он ненавидел его еще сильнее. Но уже за то, что тот врал ему. Ни один портрет, ни одно изображение его матери не было уничтожено. Все они были собранны в этом помещении.
Джонатан увидел стул, стоящий в глубине напротив огромного узкого полотна. Он подошел к этому полотну и одернул с него ткань. Это тоже было изображение его матери. Лерика стояла в спальне, совершенно обнаженной. Она стыдливо прикрывалась черными, вьющимися волосами, которые достигали щиколоток. Но улыбка ее была лукавой и обольстительной. Джонатан зарычал и едва сдержался, что бы ни разодрать этот фривольный портрет. Он отложил свечу в сторону, подобрал ткань и поспешно накрыл ею портрет.
Злость, грусть и горечь наполнили его. Взяв свечу Джонатан, вернулся к подсвечнику. Он вставил ее в подсвечник, а затем погасил все свечи.
Выйдя из помещения, он закрыл на ключ дверь.