– Если он лишится стипендии, поделом ему, – продолжала Элис, словно ее не перебивали. – Я уверена, что Старый Мак будет не в состоянии платить за него. Это и сейчас, должно быть, забирает весь его заработок, хотя ему и платят бешеные деньги.
– Это у него ничего не забирает! – отрезала Лиз. – Помимо стипендии и конкурсных премий, которые Младший Мак получил в прошлом году, он дает уроки богатым студентам, которым не хватает ума заниматься самим.
– Меня не интересует, откуда у него деньги, – надменно произнесла Элис. – Я прошу только одного: чтобы моя племянница не якшалась с шайкой агитаторов.
– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я забилась в нору и засыпала ее за собой?
Мартин попробовал разрядить атмосферу.
– Если она больше не будет ходить на демонстрации, то против остального, полагаю, я возражать не имею права.
– А твои возражения чему-нибудь помешали бы?
Элис начала со стуком расставлять кофейные чашки.
– Не могу понять, почему молодежь с ума посходила из-за русских? Миссис Паллик говорит, что ее земляки натерпелись от них больше, чем от немцев.
– Это чистейшая глупость! – взорвался Мартин. – В твоем возрасте такая неосведомленность об общеизвестных фактах граничит с полным невежеством.
– Ну конечно, если ты намекаешь, что я лгунья…
– Я ни на что подобное не намекаю. Просто твои сведения неверны.
Элис вздернула подбородок.
– Да! Но одно я знаю твердо: тебя никогда не сделают судьей, если твоя дочь будет вести себя подобным образом.
Мартин хрипло вздохнул. Складки у его рта стали глубже. Лиз побледнела. Они старательно не глядели друг на друга. Элис продолжала греметь кофейными чашками.
Мартин аккуратно свернул свою салфетку и вдел ее в кольцо.
В напряженной тишине его голос прозвучал особенно холодно и сухо:
– Если бы я не знал тебя так хорошо, я потребовал бы извинения за предположение, что мои действия в этом вопросе объясняются только своекорыстным интересом.
Понимая, что на этот раз она зашла слишком далеко, Элис ринулась в атаку.
– Ах, Мартин, почему ты хоть раз в жизни не можешь оставить свою юриспруденцию в конторе! Из-за того, что ты занят только своими юридическими проблемами, и из-за дурацких политических увлечений Лиз я скоро лишусь в Уголке последних знакомых. Не понимаю, зачем я еще живу тут, если мои чувства никого не интересуют!
– Если тебя все это так сильно задевает, то почему ты не переселишься в какой-нибудь пансион? – холодно спросил Мартин. – Мы с Лиз как-нибудь обойдемся, наняв экономку.
Еще не договорив, он уже раскаивался, что не сумел сдержаться.
Элис посмотрела на него так, словно он ее ударил, потом неловко встала, опрокинув свой стул.
– Я уеду! – крикнула она. – Оставайтесь одни! Тогда вы узнаете, кто наладил хозяйство так, что вы могли ни о чем не заботиться. Ты меня не ценишь. И никогда не ценил. Ты не знаешь, что я потратила свои лучшие годы на то, чтобы заботиться о маме, о тебе, о Лиз. Тебе все равно. И всегда было все равно!
Мартин и Лиз смотрели друг на друга и слушали, как она поднимается по лестнице. Со стуком захлопнулась дверь ее спальни.
Мартин взглянул на часы.
– Да, возьми машину, Зайка, – сказал он через силу. – Собирается дождь. Нет, я не хочу кофе.
Лиз чмокнула его в лоб и выбежала из столовой.
Глава двенадцатая
Устав от слез, Элис неподвижно лежала на кровати. Таблетки, которые она проглотила, только вызвали тошноту, а голова болела по-прежнему. В щелях жалюзи вспыхивали молнии, от раскатов грома еще сильнее ломило виски. Ли-Ли царапнулась в дверь и замяукала. Элис встала, открыла дверь, и кошка стремительно прыгнула ей на руки. Элис нежно прижала ее к груди, бормоча ласковые слова, и Ли-Ли замурлыкала возле ее уха. После каждого удара грома мурлыканье обрывалось – гроза действовала на них обеих одинаково.
Мелькание света и теней искажало привычный облик комнаты. Это была спальня их матери – лучшая комната в доме, и Мартин настоял, чтобы после смерти миссис Белфорд она перебралась сюда. Хотя с тех пор прошло пять лет, Элис иногда казалось, что дух ее матери все еще обитает тут. Ни новые обои, ни полная смена мебели не могли его изгнать.
И в который раз Элис удивилась тому, что женщина способна жить так долго после своей смерти. Вот она, умерев, исчезнет, как огонек задутой свечи, и никто о ней не вспомнит. Сколько она сделала для Лиз, а та словно не замечает ее! И Мартин считает, что с экономкой им будет лучше, чем с ней!
То ли от слез, то ли от таблеток ее тело стало словно пустым, и мозг тоже. Ее жизнь проходила перед ней, как сцены театра теней, которым Лиз играла в детстве. Но им не хватало волшебного очарования, пленяющего детей. Заоблачная страна грез, в которой она так долго обитала, исчезла без следа. Ее мысли подернулись таким же пеплом, как и ее жизнь, – все прежние надежды развеялись, все прежние мечты исчезли, и осталась только пустота.