Прорезав трехсторонний разговор между отцом, тетей Элис и фон Рендтом, она сказала Иоганну:
– Как вы себя чувствуете теперь, когда ваш спутник доставил вас на Луну?
Уголки его рта чуть-чуть дрогнули.
– Именно так, благодарю вас.
– Элизабет! – воскликнула Элис. – Разве можно говорить подобные вещи гостю? Послушать тебя, так Австралия – это… это какая-то заграница.
– Но для него она и есть заграница.
– И еще какая, – согласился Иоганн.
– Он скоро избавится от этого ощущения, – поспешил вмешаться фон Рендт. – Вы, австралийцы, так гостеприимны, что мы быстро осваиваемся и начинаем чувствовать себя как дома.
Лиз поглядела на него с легкой иронией.
– Хотела бы я знать, действительно ли вы так думаете или это еще один способ дать нам понять, какие мы прекрасные люди.
– У меня вовсе нет необходимости давать вам понять, какие вы прекрасные люди, мисс Элизабет. Ведь вы в самом деле прекрасные люди. У меня вовсе нет необходимости хвалить австралийцев за то, что они гостеприимны. Они в самом деле гостеприимны. Иоганн вскоре сам убедится в этом, да он уже и теперь видит, насколько это верно – ведь вы позволили мне привести его к вам, едва он приехал в Сидней.
– Вы хорошо доехали? – любезно спросила Элис тоном чрезвычайной заинтересованности, чтобы искупить анатомический подход Лиз.
– Да, благодарю вас.
– А какой была погода?
– В некоторых местах холодной, а в других жаркой.
– А море?
– Тихим и бурным.
В смехе фон Рендта проскользнуло раздражение.
– Мой юный племянник, по-видимому, не очень разговорчив. Я его еще мало знаю и не могу сказать, объясняется ли это застенчивостью или природной молчаливостью. Отец его был очень молчалив.
– Вы молчаливы? – осведомилась Лиз.
– Это зависит от одного обстоятельства.
– А именно?
– Есть ли мне что сказать.
– Как это хорошо! Мне нравятся люди, которые говорят только тогда, когда им есть что сказать.
– Я что-то не замечал, чтобы ты культивировала эту добродетель в себе, – вставил Мартин, и Лиз сделала ему гримасу.
– Но что именно сказать, мисс Элизабет? – спросил фон Рендт своим поддразнивающим тоном.
– Что-нибудь осмысленное.
– А что вы называете осмысленным?
– Ах, Лиз презирает то, что она называет светской болтовней, – поспешно вмешалась Элис. – Моя мать часто повторяла, что Элизабет – антиобщественная личность.
– Не антиобщественная, а внеобщественная, – поправила Лиз.
– В это трудно поверить, когда речь идет о столь очаровательной барышне, имеющей к тому же перед собой пример столь очаровательной тетушки. А я так надеялся, что у нее и у Иоганна найдутся общие интересы.
Лиз и Иоганн настороженно посмотрели друг на друга.
– Вы антиобщественны или внеобщественны? – спросила Лиз.
– И то и другое.
– Отлично.
Они обменялись улыбкой.
Зазвонил телефон, Лиз вскочила, но Мартин остановил ее жестом и сказал:
– К твоему сведению, я ведь тоже живу здесь. Наверное, это звонок, который я жду из Мельбурна.
Он закрыл за собой дверь кабинета. Фон Рендт пересел поближе к Элис, и его голос понизился до нежного шепота.
Лиз взглянула на Иоганна и неожиданно спросила:
– Почему вы приехали в Австралию?
Он посмотрел куда-то за ее плечо, словно желая уклониться от ответа.
– Большинство студентов моего возраста хотят путешествовать, а мне представилась такая возможность.
– Значит, вы поехали, только чтобы поехать?
– Опять я должен ответить: и да и нет. Если я найду то, чего ищу, я останусь здесь. А если не найду, уеду куда-нибудь еще.
– А чего вы ищете?
– Не знаю.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и неожиданно оба рассмеялись.
Мартин, вернувшись, пробормотал какое-то вежливое извинение, но остался стоять с озабоченным лицом.
– Какой вы занятый человек! Ваши клиенты преследуют вас даже дома. Я бы рассердился на них, если бы не понимал, что это должно быть очень важное дело.
Лиз сказала с откровенным удивлением:
– Но ведь вы же сами поступили именно так!
– Ах, Элизабет, как ты можешь говорить такие ужасные вещи! – с негодованием вскричала Элис. – К мистеру фон Рендту это никак относиться не может!
– Благодарю вас, мисс Белфорд, за ваше заступничество, но она права: я вторгся в ваш дом самым непростительным образом.
– Не обращайте внимания на мою дочь. Она совершенно одурманена формальной логикой и все превращает в силлогизмы. Порой, когда предметом своих силлогизмов она избирает меня, я начинаю сомневаться в собственном существовании.