– Позвольте заверить вас, сэр. что вы действительно существуете. А для новичков в вашей стране существование человека, подобного вам, готового заниматься проблемами, с которыми нам приходится здесь сталкиваться, настолько важно, что, на мой взгляд, в новогоднем наградном списке вас должна ожидать особая награда. Видите, до какой степени я уже стал австралийцем.
– Не говорите папе о наградах, или он ощетинится. Он считает, что добродетель – сама себе награда.
– Благороднейшее убеждение, с которым я могу только от души согласиться, но это не помешает мне сказать, что мы – я и очень многие мои сотоварищи-иммигранты – почитаем его за то, что он сделал и продолжает делать.
Мартин пожал плечами, стараясь скрыть смущение.
– Налей мне еще кофе, Элис, пока эта лесть не окончательно вскружила мне голову.
«И все-таки ему приятно, – подумала Лиз. – Может быть, это ему требуется так же, как тете Элис. Может быть, все „старички“ нуждаются в таких духовных подпорках, хотя это вызвало бы только раздражение у меня, у Лайши, у Младшего Мака, Дональда и, вероятно, у Иоганна».
Фон Рендт продолжал с глубокой серьезностью:
– Это не лесть, уверяю вас. Это правда, и только правда. Я еще не настолько ассимилировался, чтобы подобно вам, австралийцам, говорить «терпимо» вместо «очень хорошо» или «бросьте», когда мы выражаем вам свою благодарность.
– А «чего там»? – вставила Лиз. – С «чего там» вам еще не пришлось познакомиться?
– Я думаю, что знаком с большей частью ваших восхитительных идиоматических выражений, но они еще не вошли в мой активный словарь и, боюсь, никогда не войдут. Английский язык я начал изучать слишком поздно и, так сказать, слишком педантично. Возможно, у моего племянника дело пойдет лучше, – он поглядел на Иоганна, но тот промолчал.
Фон Рендт сложил кончики пальцев.
– А теперь, может быть, вы простите мне мою смелость, если я приглашу вас всех как-нибудь пообедать с нами? Может быть, мы пообедаем и потанцуем? Или пообедаем и потом поедем в театр?
– Ах, это было бы чудесно! – Элис умоляюще посмотрела на брата и Лиз. – Правда, Мартин?
– На меня не рассчитывайте, – твердо сказал Мартин. – Не говоря уж о том, что я не танцую и не люблю театров, мне только что позвонили и предупредили, что я должен лететь завтра в Мельбурн с первым же самолетом. Я вернусь не раньше чем через десять дней, а возможно, и позже.
– Мартин! А балет? – воскликнула Элис.
– Отдай мой билет Карен, ей это будет интересно, – он посмотрел на фон Рендта, потом опять на Элис. – Я прошу извинения, но боюсь, моей сестре нужно будет сегодня собрать мой чемодан.
Фон Рендт встал.
– В таком случае мы не будем мешать вашим сборам.
Он взял руку Элис и задержал ее в своей.
– Но, может быть, мы сходим куда-нибудь вчетвером? Хорошо? Пожалуйста, скажите мне, что вы предпочитаете. Могу я зайти завтра вечером? Мне еще не поставили телефон, но один член парламента обещал, что его поставят на той неделе.
«Да» Элис прозвучало, как вздох, и он наклонился к ее руке.
– Вы играете в теннис? – спросила Лиз у Иоганна, когда он встал.
В первый раз Иоганн как будто оживился.
– Да, играю.
– Так, может быть, вы согласитесь быть у нас четвертым по утрам, пока папы не будет?
– С большим удовольствием.
– Так, значит, завтра в половине седьмого, ладно? Как промажете по мячу, так мы и начнем портить ваш английский язык.
Она улыбнулась ему своей широкой улыбкой. Эта улыбка, как и ее слова, показывала, что она допустила Иоганна в таинственный юный мир, который не признавал расовых различий и власти кастовых традиций.
Когда они переехали улицу, Иоганн молчал, а фон Рендт громко говорил по-английски:
– Чудесный вечер. Очаровательная семья. Типичное австралийское гостеприимство.
Его голос далеко разносился по тихому Уголку. Иоганну было очень неловко: а что, если дядю услышит кто-нибудь посторонний?
Фон Рендта, по-видимому, такая возможность вовсе не смущала, однако он умолк, едва они вошли в свою калитку. Он молча прошел за угол дома к наружной лестнице, которая вела в их квартиру, молча повернул ключ в английском замке, затем посторонился, придерживая дверь, и сделал Иоганну знак войти.
– Нет, нет! – настойчиво сказал он, когда Иоганн хотел было пропустить вперед его.
Фон Рендт закрыл за собой дверь, опустил защелку замка, задвинул засов, которым снабдил дверь сам, и заложил цепочку в скобу. Потом, потирая руки, он прошел в гостиную.