– Да, я противник этих затей моей дочери.
– Тогда почему же?..
Мартин беспомощно развел руками.
Иоганн потянулся к термосу, вынул еще сосиску, окунул ее в горчицу и положил между двумя ломтиками хлеба. Когда он поднял голову, в его глазах было выражение того же холодного упрямства, которое Элис так ненавидела у Лиз.
– Вы только убедили меня в том, что это будет очень интересно! Спасибо, Лиз, я с удовольствием пойду на этот вечер, буду петь народные песни, танцевать и даже сделаю взнос – в уплату за бифштекс, а не на судебные издержки!
Гневное восклицание фон Рендта не произвело никакого впечатления на его племянника.
Губы фон Рендта сжались в тонкую линию.
– Боюсь, что ваша слишком демократическая страна начинает портить моего племянника. У нас на родине молодежь всегда подчиняется старшим.
– Подчинялась, – поправил Иоганн. – Вы поставили глагол не в том времени. Теперь в Германии молодежь поступает так, как ей заблагорассудится, что бы ни говорили старшие.
Фон Рендт расхохотался, но смех не замаскировал его гнева.
– Вы слышите, Мартин? Нас относят в категорию стариков. Не пора ли нам с вами начать кампанию, чтобы научить этих дерзких детей уважать нас и наши мнения?
– А вы знаете, как это сделать?
Фон Рендт усмехнулся.
– Да, знаю…
Лиз взглянула на него, склонив голову набок, как любопытная птичка.
– Расскажите как, это интересно.
– Не сейчас. Здесь не подходящее место.
– Значит, вы нас не одобряете?
Фон Рендт помолчал, положил себе еще одну порцию цыпленка и, наконец, сказал:
– Я считаю вас милыми простодушными людьми, которых не коснулись дурные влияния, развратившие Европу. И я бы хотел, чтобы вы такими и остались. Это имеет свое объяснение: на вашей земле не было двух войн.
– Но тем не менее в этих войнах погибло немало австралийцев, – холодно заметил Мартин.
– Это верно. И все же война была для вас чем-то далеким, вы сохранили свою невинность.
– Невинность? Что вы хотите этим сказать? – спросила с недоумением Лиз.
– Именно это. Вы не несете на себе бремени прошлого.
– Вы имеете в виду, что мы недостаточно цивилизованны? – обеспокоенно спросила Элис.
– Не совсем так. У вас есть все материальные блага, из которых слагается цивилизация, и тем не менее вы остаетесь невинными детьми природы. По-моему, вы последний невинный народ, оставшийся на нашей планете. Потому вы мне и нравитесь.
– На самом деле это не так! – Лиз насмешливо посмотрела на Карла. – У меня такое ощущение, что вы исподтишка над нами посмеиваетесь.
– Над чем же я могу посмеиваться?
– Не знаю. Наверное, это известно только вам самим.
С залива донесся рокот моторной лодки. Лиз вскочила и замахала рукой.
– Это «Атом»!
Моторка неслась, выписывая петли, под ее носом стояли два крыла воды, а сзади летела фигура на водных лыжах, то и дело пересекая пенистый след лодки.
– Лайша! – воскликнул Иоганн, и его сердце забилось.
– Ах, это Лайша! Хм… – Карл тихо присвистнул, а моторка стала сбавлять скорость. – Мила! – и он многозначительно ткнул Иоганна под ребро.
Иоганн отошел. Ему была невыносима мысль, что дядя сделает Лайшу предметом своих сальных шуточек.
Мимо него на вздыбленных лыжах, держась за натянутые веревки, стремительно пронеслась Лайша: облегающий тело желтый купальник, голова откинута назад, волосы развеваются по ветру, на лице широкая улыбка. Она промелькнула в сверкающих лучах солнца, и в этот момент какого-то озарения шесть миллионов евреев, уничтоженных поколением его дяди, обрели и для него плоть и кровь. Девушки такие, как Лайша. Помнит ли она об этом?
– Неужели это Младший Мак? – спросила Элис, прищурившись за темными стеклами очков.
Ей никто не ответил.
Моторка обошла «Керему». Лайша плавно скользила по волнам.
– Венера, выходящая из пены! – крикнул Карл, когда она поравнялась с ними, но тут ее лыжи запутались, Лайша потеряла равновесие и с всплеском исчезла под водой. А когда она появилась на поверхности моря, тело ее золотилось на фоне зеленой воды и крапленого солнцем песка.
У Иоганна перехватило дыханье. «Написать бы ее такой: зелено-золотой, волосы как водоросли, и вся бесплотная, вся порождение моря».
«Атом» остановился у яхты, мягко толкнувшись о кранцы, которые заблаговременно опустил за борт предусмотрительный Брэнк. Раздались громкие приветствия, поднялась суета, и, только когда моторка снова устремилась в море, унося на лыжах Лиз, Иоганн осознал, что перед ним сидит Лайша – девушка из плоти и крови, а не таинственное видение моря.