— Итак, — наконец произнес крол, — теперь я вижу общую картину. Но вот что с этим делать… Так как мы скрывали правду столетиями, я намерен и дальше оберегать умы общественности от столь болезненных знаний. Сам понимаешь, какой эффект они могут произвести.
— Я бы тоже не хотел огласки.
— Однако нам необходимо продолжить исследования.
— Морской народ убил ваших археологов. Они атаковали сознательно, чтобы сохранить свои тайны.
— Логично. А заодно они убили Всеслава — наследника Беломорских, и умело выманили тебя, но не преуспели! Не так-то просто убить моего сына!
— Я применил Черное Солнце.
— Так это был ты! — удивился крол. — А я думал, это был выброс от одного защитного артефакта, подаренного мною главе экспедиции!
— Нет, нас окружили, брат был ранен, и я использовал последнее оружие, которое могло уничтожить всех врагом разом.
— Значит, Всеслав понял, кем ты являешься?
— Да. Он всегда подозревал во мне бастарда, и перед смертью получил доказательства. Но именно он в итоге спас меня, когда одна из уцелевших тварей атаковала.
— Видишь, несмотря ни на что, его последним поступком было твое спасение! Так или иначе, в его сердце нашлось место для любви к тебе.
Промолчал, не желая продолжать этот разговор, и Ольгерд это понял.
— Ладно, подытожив сию познавательную беседу, давай заключим союз, и вместе продолжим искать ответы! Пойми, Ярогнев, я боюсь дальнейшего регресса. Драконья раса слабеет, ты и сам должен был это заметить, поэтому у нас нет времени на разногласия: нужно прояснить все детали до конца, и разработать план. Я потому и хотел сосватать Ярославу своему сыну, ведь кровь Беломорских по-прежнему остается сильной, а кровь выходцев Южного материка, мягко говоря, выдыхается.
— Об этом следовало думать, когда старший наследник влюбился в мою сестру Брониславу.
— Я не отрицаю, что допустил роковую ошибку, и уже говорил тебе, что ее кровь — на мне. Но сейчас нужно думать о будущем, для меня важно не дать зачахнуть роду Казимировых, а вы согласились на помолвку с Дартмуром!
— Ярослава любит господина Эксетера, как и он влюблен в нее.
— Могла бы и любить Конрада! — недовольно пробурчал крол.
— Отец не станет разрывать помолвку.
— Твой отец — я! — еще более недовольно сказал Ольгерд.
— Это будет храниться в тайне. Мой отец — Кристофер Беломорский.
Он нахмурился, однако спорить не стал.
— Так что ты думаешь насчет сотрудничества?
Не хотелось влезать в это дело, но и оставлять ситуацию на самотек я тоже не желал.
— Что конкретно от меня нужно?
— Содействие новой группе археологов, которых я отправлю на север. И тесное сотрудничества с Клеверовым. Лишь ему я безгранично доверяю, он — не просто целитель, но и великий ученый, и многими открытиями я обязан ему. Ну и, напоследок, я хочу вступить в контакт с морским народом, когда мы будем готовы.
— Хотите сделать меня послом? Вы представляете, скольких морских тварей я убил?
— Значит, они воспринимают тебя всерьез.
— Ладно, это мы еще обсудим. А пока мне пора идти.
Крол довольно улыбнулся, словно одержал важную победу.
— Конечно. Кстати, не хочешь узнать кое-что интересное? Это касается тебя и твоей прекрасной невесты.
Мгновенно напрягся, не ожидая от Ольгерда ничего хорошего.
— Зря ты так сразу, — усмехнулся крол. — Эта реликвия, — он указал рукой на подвешенное на цепях солнце, — является отражением нашей истинной сущности. Оно знает твои мысли, чувства, у него можно просить совета или узнать правду.
— И как это работает?
— Оно соединено с твоим внутренним резервом, Солнечным Ореолом.
— Но при чем здесь Элиф?
— Подумай о ней, представь ее лицо, голос.
Солнце над нами мягко вспыхнуло.
— Есть! — воскликнул крол, и более грустно добавил: — Это может принести и радость, и боль, так что будь осторожен.
— Вы собираетесь объяснить, что это было?
— У мужчин нашего рода есть такая особенность, как солнечное запечатление. Это значит, что всю жизнь ты будешь любить по-настоящему лишь одну женщину. Элиф — твое солнечное запечатление, так что не потеряй ее, или познаешь много горя, как я.
Его слова вызвали во мне удивление, но, с другой стороны, почти каждый драконий род имел свои тайны и особенности.
— В тот вечер вы мне сказали, что любили только двух женщин. Одной была моя мать, но не она стала вашим запечатлением, верно?