— Что это такое? — раздался ледяной голос.
Мы с отцом одновременно повернулись, и увидели бледное лицо моей опекунши Матильды. Стоящая рядом Милена Дымова нервно усмехнулась.
— Да, вас ожидает обстоятельный разговор.
Артемий поднял меня с колен, и крепко сжал мою ладонь.
— Госпожа Стрелицкая, мне жаль, что вы все узнали вот так, но ваша приемная дочь Элиф на самом деле является моей родной дочерью.
Матильда поджала бескровные губы.
— И вы об этом знали все время? Как вы вообще решились привести свою незаконнорожденную дочь в Академию?
— Пожалуйста, не делайте преждевременных выводов. Элиф родилась в законном браке с моей супругой, покойной Танильдиз Крутороговой, урожденной Рустемзаде. Из-за кровной мести нам пришлось спрятать дочь на севере, но враг нашел ее, и наши слуги, которых вы знали как родителей Элиф, бежали в отдаленное воеводство. Там и случилась трагедия, стоявшая им жизни, а я не нашел свою дочь, и решил, что она погибла.
— Не время сейчас обсуждать прошлое, мне нужно в Сколлкаструм!
Перебивать взрослых невежливо, но я не желала выслушивать историю своей жизни, охи и восклицания, отвечать на сотни вопросов, когда мое сердце рвалось на север, к Ярогневу, который в любую секунду мог умереть.
— Конечно, мы немедленно отправляемся, а там уже я все расскажу госпоже Стрелицкой.
Отец поцеловал меня в макушку, и это стало для меня новым источником поддержки. Никогда раньше я не ощущала подобного, и была бы самой счастливой девушкой на свете, если бы не одно «но».
— Так поторопимся!
Спустя час мы все устроились в экипаже, служанки активно паковали чемоданы, чтобы послать нам вдогонку, отец втолковывал Матильде перипетии своей биографии, отправившаяся с нами Милена Дымова давала пояснения на самых эмоциональных моментах, а я — смотрела в окно, всем сердцем желая трансформироваться, и полететь к Ярогневу, а не катить в медленной зимней карете.
«Держись, мой милый, только держись! Я так долго отвергала тебя, а теперь, когда я рискую потерять тебя навсегда, мое сердце готово разорваться от боли.»
В мои мысли ворвался голос Матильды:
— Но ведь они не остановятся, раз объявили вам кровную месть.
— Остановятся. Сам крол Ольгерд Казимиров вмешался, привлек султана — правителя их державы, — и вместе они надавили на Ямана Парса Рустемзаде.
— Так вражда прекращена?
— Да, Ольгерд еще договаривается о мелочах, но скоро все окончательно закончится. И мы объявим, что Туана Круторогова на самом деле жива.
— Я хочу оставить свое имя.
Все обернулись ко мне.
— Я привыкла быть Элиф.
— Но это не твое настоящее имя, — нахмурился отец. — Ты Туана, и скоро ты вернешь себе заслуженное положение. Я уже отправил весточку домой, чтобы поскорее подготовили нашу родовую диадему «Извержение вулкана». И Ольгерд потребовал от Рустемзаде вернуть украшения Танильдиз.
Мне было глубоко наплевать на все драгоценности мира вместе взятые, если они не могли исцелить моего Ярогнева. Моего… А ведь раньше я так называла другого парня! Еще совсем недавно я едва сдерживала слезы, когда Матвей Ясногоров объявил о помолвке с дочерью правителя. Неужели я не любила его по-настоящему, неужели это была первая влюбленность, а не первая любовь? О нет, об этом я сейчас точно не хочу думать!
— Значит, крол лично вмешался в эту ситуацию, — тихо произнесла моя опекунша.
И я понимала ее состояние, ибо сама была в шоке, когда узнала, что за меня вступился всемогущий правитель, крол Казимиров, лучший друг моего отца. На протяжении многих лет я считала себя обычным человеком, сиротой на попечении у доброй женщины, а однажды в мою жизнь вмешался Артемий Круторогов, оказавшийся моим родителем, и понеслось: учеба в лучшей Академии мира, первые отношения с драконом — Матвеем Ясногоровым, друзья и враги, нападение, едва не стоившее мне жизни. И в довершение всего оказалось, что я — самая настоящая кровная драконица! Пусть даже родовая сила пока не откликается, и я не могу принимать драконий облик, но это не меняет факта моего благородного происхождения.
У меня было время свыкнуться с этими мыслями, но на Матильду все навалилось в одночасье. Она сжалась на сиденье, отвернувшись к окну, и я наконец-то оторвалась от собственных переживаний.
О нет, кажется, она осознала, что если Рустемзаде подожгли театр, то ее родная дочь погибла из-за меня! Вдруг она меня возненавидит, вдруг будет считать виновной в своих бедах? Я не могу лишиться ее, женщины, которая растила меня, воспитывала, подарила свою нежность и заботу. Не Танильдиз я считала матерью, и даже не Людмилу Коледину — служанку, которой поручили спрятать меня от врагов, — а именно Матильду.