Толпа вокруг нас загомонила.
Я услышала гул неодобрения, шипение, сердитое бормотание.
Гомон становился всё громче, волнами расходясь по Колизею. Рядом с нами встал крепко сложенный итальянец, который приложил ладони ко рту, чтобы вместе с остальными проорать «Фуу! Убийцы!»
Монах не отреагировал. Он смотрел на Балидора, и выражение его лица оставалось неизменным.
Я услышала, как Фигран, сидящий через два места от меня, бормочет себе под нос.
— Отец, — он взволнованно прищёлкнул языком. — Отец. Отец. Отец здесь. Он смотрит. Он слушает. Он наблюдает…
Я повернулась, уставившись на него.
По моей спине пробежала холодная дрожь.
Повернувшись обратно к ложе императора, я нацелила верхние структуры своего света на монаха, стоявшего на краю платформы. Я не могла пробиться. Я вообще ничего не чувствовала, наверное, из-за того анти-Барьерного поля, о котором упоминали Холо и Касс, не говоря уж о том, что делали видящие, стоявшие позади Дейфилиуса.
Однако поднявшись выше, я уловила нить… нить, поднимавшуюся к знакомому мне облаку, хотя я не позволяла своему свету подходить слишком близко. Свысока, с очень большой высоты я смотрела на это плотное спутанное облако, наполненное быстро движущимися, резкими, серебристыми светами.
После нескольких секунд сканирования я осознала, что Фигран прав.
Менлим.
Менлим был здесь… каким-то образом.
Я отключилась, уставившись на молодого монаха с кудрявыми тёмными волосами.
Менлим был здесь посредством этого мужчины. Конечно, я никак не могла знать это, не имела ничего конкретного, чтобы подтвердить это ощущение, но ловила себя на том, что чем дольше смотрю на него, тем сильнее убеждаюсь в своей правоте. Этот молодой лидер культа Миферов имел прямую связь с Менлимом, и эта связь была сильна.
Менлим действовал через него.
Возможно, Менлим даже говорил через него.
Но почему-то я сомневалась, что у него есть такая необходимость.
Менлиму не нужно было делать этого мужчину своей марионеткой в буквальном смысле слова. Брат Дейфилиус был истинным верующим. Добровольным мучеником, который с готовностью умрёт во имя высшей цели.
Я гадала, не он ли отдал приказ сжечь меня заживо в Нью-Йорке.
Я гадала, не он ли отдал приказ убить Даледжема на том самолёте.
Я не могла чувствовать его или других монахов в той ложе. Я даже толком не могла почувствовать Менлима. Я уловила отголосок его света и почувствовала связь с Дренгами. Я не осмеливалась подбираться ближе, зная, что Менлим и охраняющие Дейфилиуса видящие почувствуют меня.
И всё же я знала, что это правда.
Я также хорошо представляла себе, почему Ревик поменял планы.
Ещё одна дрожь дурного предчувствия пронеслась по моему свету. Зная Ревика, его реакция на влияние Менлима здесь могла быть не совсем взвешенной. Если Ревик почувствовал здесь Менлима… пусть даже Менлим не присутствовал здесь физически, пусть это всего лишь прямая линия с Дейфилиусом и его приятелями-фанатиками… это меняло всё.
Как минимум, это меняло всё для Ревика.
— Бл*дь, — пробормотала я.
Касс повернулась. Прежде чем я успела подумать об этом, мы с ней обменялись мрачными взглядами.
Затем мы снова посмотрели на арену, где Балидор стоял перед лидером армии Миферов, сжимая в правой руке тысячелетний меч.
Если Балидора испугали слова другого мужчины, то никакого намёка на это не отразилось на его красивом лице.
— Послание Меча простое, милорд, — вежливо сказал Балидор. — Оно также краткое. Он желает, чтобы вы передали опеку над каждым существом — человеком и видящим — в этих клетках.
Балидор взмахнул мечом, чтобы указать острием на голых Списочников, съёжившихся за железными решётками.
— …Если вы сделаете это, — добавил Балидор, вернув меч обратно и опустив его вдоль своей ноги. — Он не сожжёт весь ваш город дотла и не убьёт всех в нём.
Моргнув, я почувствовала, что мои челюсти сжались до боли.
— Бл*дь, — снова пробормотала я.
Я почувствовала, как сидящая рядом Касс соглашается.
«Фигран? — прошептал голос. — Брат? Ты меня слышишь?»
Голос скользнул в его сознание.
Мягкий, манящий, такой знакомый.
Фигран склонил голову набок, прислушиваясь. Он забыл про каменный стадион с развевающимися флагами, пропитанными кровью и костями. Он забыл о голубом небе и клочках облаков, которые он видел сквозь перекатывающийся органический тент. Он забыл о лимонном напитке со льдом, который он смаковал на языке, и о пряном мясе, которое жевал. Он забыл про потного, пахнущего вином мужика, который сидел рядом.
Он забыл про сероглазого видящего на песчаной арене — про красивого как кинозвезда видящего с мечом, который выглядел весьма сексуально в броне из органической стали и птеругах из металлических шипов и органических пластин.
Вместо этого Фигран слушал своего брата, слышал слова и видел, как они плывут в золотисто-розовом свете, кружащем вокруг него и сбивавшем с толку его физическое зрение.
Такой прекрасный голос. Низкий, мужественный, звучный, раскатистый.
Такой знакомый. Такой успокаивающий.
Фигран знал этот голос лучше, чем свой собственный.
«Фигран, — мягко повторил голос. — Брат… мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу. Ты можешь оказать мне услугу, брат мой? Я буду так благодарен».
Фигран улыбнулся.
Он любил оказывать услуги. Он обожал оказывать услуги своим друзьям. Ещё больше он любил оказывать услуги своей семье. Честно говоря, он испытывал легкую меланхолию. Он сидел тут, жевал свой кусочек пряной курочки и вспоминал высокого, серебристо— и черноволосого с фиолетовыми глазами.
Старшего видящего затянуло в ту пещеру из живого металла, и он уже не вернулся.
Он был его другом. Другом Фиграна.
У Фиграна было мало друзей.
«Знаю, брат, — голос вздохнул. — Мне жаль насчёт Варлана. Я знаю, что вы были друзьями. Мы не хотели его бросать. Ты же понимаешь это, верно?»
Фигран улыбнулся. Конечно, он понимал.
Варлан ушёл.
Варлан провалился через дверь в одно из других мест.
Дверь закрылась. Варлан ушёл. Всё вот так просто.
Нельзя просто пожелать попасть в другое место. Нужна дверь. Даже тогда дверь могла послать тебя туда, куда захочет, вне зависимости от того, что ты просил. Она не всегда посылает туда, куда ты хочешь пойти. Иногда она посылает туда, куда ты, по её мнению, хочешь пойти.
Это не всегда одно и тоже. Далеко не всегда одно и то же.
Не. Всегда. Одно. И. То. Же.
Фигран ощутил рябь интереса в свете своего брата. Он почувствовал, как его брат колеблется, желая спросить больше об этом, о дверях, о том, как они работали и куда вели.
Затем Фигран почувствовал, как его брат вспомнил какую-то другую, более срочную вещь.
Что-то, связанное с границами, временными ограничениями, неоспоримыми сроками.
Что-то, что правда не могло ждать.
Его брат оттолкнул в сторону тот интерес к дверям — по крайней мере временно, пока та более срочная штука не закончится.
«Что тебе нужно от меня, брат?» — послал Фигран, улыбаясь шире.
Его брат был добрым. Он всегда был таким добрым. Он всегда был с ним таким милым и добрым, даже когда Фигран был злым. Даже когда Фигран делал Плохие Вещи.
«Я сделаю что угодно, само собой, — добавил Фигран. — Абсолютно всё, что смогу. Ты же знаешь это, да?»
Облегчение вышло из света его брата густым импульсом, согревшим грудь Фиграна.
«Спасибо тебе, брат. Я это знаю. Поэтому я пришёл к тебе, и ни к кому другому, — благодарность его брата выплеснулась во второй раз, тёплым импульсом привязанности и света. — Скоро я кое-что сделаю, — сказал голос. — Мне нужно, чтобы ты в этот момент оказал мне услугу. И пожалуйста… не говори моей жене. Я очень скоро свяжусь с ней, но не хочу, чтобы она как-то подвергла свою жизнь опасности. Я не хочу, чтобы она беспокоилась обо мне. Ты понимаешь, да?»