— …При одном условии, Высокочтимая Сестра.
Я нахмурилась и повернулась прежде, чем осознала своё намерение.
Встретившись взглядом с этими серыми глазами и увидев там настороженность, я почувствовала, как злость рябью прокатывается по моему свету, а Ревик обхватил меня рукой, на мгновение согрев своим aleimi. Я знала, они все считали, будто я веду себя безумно, но если честно, мне было насрать.
Посмотрела бы я, как бы они вели себя «рационально» после того, как кто-то близкий вырезал их ребёнка непосредственно из их чрева и оставил лежать овощем на кровати их матери.
Глаза Балидора заметно дрогнули.
Если бы этого не случилось, я бы ни черта в нём не прочла, как и во всех остальных, не считая Ревика.
Я снова почувствовала себя слепой женщиной в комнате, полной света.
«Никто не считает себя сумасшедшей, жена, — пробормотал Ревик в моём сознании. — Они могут посчитать Балидора чокнутым из-за того, что он поедет с тобой».
Я фыркнула, бросив на него беглый взгляд, затем повернулась к Балидору.
— И что это за условие, брат Балидор? — вежливо поинтересовалась я. — Ты мне скажешь? Думаю, мы уже выдержали достаточную паузу для напряжения.
Балидор нахмурился, но я на мгновение увидела в его глазах нерешительность.
После небольшой паузы его челюсти сжались.
— Она останется со мной, Высокочтимый Мост, — прямо сказал он. — На протяжении всего времени.
Посмотрев на него несколько долгих секунд, я невольно фыркнула.
Сделав широкий жест рукой, я пригвоздила его взглядом.
— Ладно, — сказала я. — Значит, она на твоей ответственности. Во всех отношениях, брат.
Я видела, как его глаза дрогнули.
К сожалению, я также увидела там такое сильное облегчение, что это заставило меня снова разозлиться на него. Честно, я до сих пор не могла поверить.
Бл*дский Балидор, из всех возможных кандидатур.
Как он может быть таким слепым?
«Тебе хуже, придурок, — подумала я так громко, что все за столом наверняка услышали. — Gaos di'lalente. Видящие невероятно тупы, когда дело касается их членов».
Воцарилась тишина.
Затем я услышала смешки, скрываемые за покашливанием, в том числе и от Ревика… и от Юми, которая сидела по другую сторону от Ревика. Открыто усмехнулась лишь Тарси, с которой мы поддерживали контакт по виртуальной связи.
Даже Джон криво улыбался, когда я глянула на него; хотя я заметила, как он хмуро покосился на Балидора.
Скрыв улыбку за мускулистой ладонью, Врег поклонился мне и показал уважительный символ Моста.
— Очень хорошо, — сказал он. — Мы немедленно приступим к приготовлениям, Высокочтимая Сестра.
Балидор держал свой чёртов рот на замке — мудрый поступок с моей точки зрения.
Глава 22. Старые раны
Мои глаза распахнулись. Я корчилась на жёсткой земле, вся вспотев, несмотря на ледяной воздух, и из моего рта валил пар.
Поначалу я не могла думать, не могла вспомнить, где нахожусь.
Мерцающие зелёные стены перекатывались рябью перед моими глазами. Они были забрызганы водой и кровью; образы улыбки Териана искажались столь сильной болью депривации, что она как будто разрывала меня на куски изнутри. От этой боли невозможно было думать, дышать… она притягивала меня из места в моём разуме и сердце, о котором я почти забыла.
В той боли было так много тоски.
Так много тоски и, боги… так много любви.
Я забыла, как же плохо было в самом начале. Я забыла глубину той боли, как она словно раздирала меня надвое просто из-за дыхания.
Я забыла, каково это — верить, что я одна это чувствую.
Тогда я думала, что влюбилась в призрака.
Более того, я думала, что любила того, кто ко мне совершенно ничего не испытывал.
К тому времени я была отвергнута им на стольких уровнях, столькими способами. Я знала, какой я была идиоткой, оплакивая его с такой силой, но ничего не могла с собой поделать. Не гордость заставила меня попытаться оттолкнуть его. Это был ужас перед мыслью, что я никогда не выберусь из этой ситуации, что он никогда не перестанет причинять мне боль, даже после смерти.
Я была так уверена, что я для него никто.
Я была так уверена, что я для него — лишь религиозный символ, да и к тому же весьма разочаровывающий. Слишком несведущая, чтобы знать что-то о видящих. Слишком слепая, чтобы стоящим образом использовать свой свет. Возможно, иногда я бывала другом или знакомой, но в основном являлась лишь грузом ответственности, той, кто по-детски запала на него, и он не мог развеять эти чувства, как бы часто ни отталкивал меня. Он не хотел секса со мной или даже настоящей дружбы.
В то время он лишь пытался избегать меня на протяжении всего того периода, что я его знала.
Затем я вспомнила, каково было в Индии. Я вспомнила, как лежала в доме Вэша на тюфяке, застеленном шкурами, и прокручивала в голове воспоминание о том, как он трахал женщину на корабле, пыталась убедить себя, какой я была тупой и заблуждающейся.
В тот период я так усиленно пыталась отпустить его.
Я старательно пыталась жить дальше, найти своё место среди видящих, даже если они обращались со мной как со священным артефактом, а не как с живой личностью.
Я была уверена, что если Ревик жив, то он продолжит бежать от меня.
Чувствуя, как он тяжело дышит рядом со мной, а его свет кружит безудержными арками, я закрыла глаза, перекатившись на бок. Думая о том, что он показал мне, о боли, которую он испытал из-за меня, из-за убеждения, что оттолкнул меня и навеки разрушил наши отношения, я прикусила язык до крови.
Всё время своего отсутствия он был откровенно помешан на мне.
Он был откровенно помешан на всех вещах, которые сделал неправильно в отношении меня.
Ревик и раньше рассказывал это, но увидев это теперь, я осознала, что какая-то моя часть не верила ему. Когда я увидела его в Лондоне, стало ясно, что что-то изменилось, но если честно, я думала, что дело в заточении. Я думала, что он передумал насчёт меня, пока был в плену — может, потому что провёл столько времени с двумя моими лучшими друзьями.
Если честно, я не знала, что в нём поменялось. В тот момент я была так до умопомрачения влюблена в него, что не позволяла себе слишком задаваться вопросами.
Подумав об этом теперь, я вздрогнула и сильнее прикусила язык. Я вспомнила, какой беспомощной в этом отношении я ощущала себя, и как я это ненавидела. Я никогда и ни к кому такого не испытывала. Я никогда не была не в силах контролировать свои чувства или сдержать своё сердце.
Закрыв глаза, я постаралась взять под контроль свой свет, свой разум.
Но это казалось почти невозможным.
Я снова чувствовала его. Я ощущала, что Ревик позади меня и наблюдает за мной.
Ощутив его свет в своём, его боль, вплетающуюся в меня и притягивающую, я подавила жёсткий и резкий укол боли, как будто пронзивший мою грудь.
Прикусив губу, я заставила себя заговорить, хотя бы чтобы отвлечься от тех ранних дней, от того, что я помнила и ненавидела.
Я почти ненавидела его за то, что он напомнил мне это.
Я ненавидела то, что чувствовала в те месяцы, думая, что он погиб. Я ненавидела вспоминать, какой я тогда была — какой слабой, полностью пребывающей в его милости я была.
— Зачем тебе понадобилось показывать мне это? — я вытерла лицо, и мой голос звучал хрипло. — Сейчас? Когда Касс едет с нами?
Подумав об этом аспекте, о котором, честно говоря, и не задумывалась, я ощутила ком в горле. На глазах выступили слезы вопреки моему желанию.
Я постаралась заблокировать образы, но не могла.
Я не могла это заблокировать. Чем сильнее я подавляла, тем сильнее накатывали воспоминания, только теперь они принадлежали Ревику, а не мне. Я видела, как он лежал там, дрожал в темноте, терял сознание, потом пробуждался и хотел меня так сильно, что кричал и звал меня в темноте.