Народ начал потихоньку собираться домой, ходили заглядывали в зал, прощались с Вовой. Дольше всех прощался Халкон. Наконец все двинули на выход: как положено, кривые, но несгибаемые.
Я проводила развесёлую компанию за двери и составила кру́жки на полку. Правило у нас такое: каждый моет кружку за себя. Не хочешь мыть — право твоё. Вытерла стол, вернула на него и включила компьютер. Разложила перед собой листочки с правками.
Ну, финалочка.
Назавтра после фехтования наша могучая кучка по привычке снова собралась. К тому же — торт в холодильнике ждёт!
— Н-да-а-а… — протянул Рыжий. — Вот нам и нечего разыгрывать. Прям ломка.
— Слу-у-ушайте! — озарило меня. — А хотите феерически выступить?
25. 1997 НАЧИНАЕТСЯ
НОВОГОДНЕЕ
Тут надо немножечко отступить и сказать, что новый год начался для меня преизрядно заранее. И не потому что «кто празднику рад, тот за неделю пьян», а из-за детских групп. В каждом кружке — обязательно, как же без этого! — нужно было провести праздничный утренник, танцорам дать возможность выступить, а остальным — тоже как-то проявить себя. Сперва мы подумали, что всех смешаем в одну кучу — общий концерт с разнообразными танцами, английскими песенками и показательным мини-квестом для подготовщиков к школе. С выставкой работ художников и керамистов в коридоре.
— Нет, Оль, — очень серьёзно сказала Аня, которая помогала мне всё это сочинять. — Всё в кучу смешаем, пупки у нас с преподавателями от усердия развяжутся. Группы большие. В зале тесно будет, как на ёлке в Музкомедии.
— Да, пожалуй, — согласилась я.
И ощущения такие же у детей останутся. Скомканные.
Так что постановили мы всем подразделениям праздновать по раздельности. Осталось теперь сочинить сценарий, чтоб типа мини-спектакля и с привлечением детей.
Могучая игровая кучка выслушала наш концепт, переглянулась…
— А что! — сказал Витольд. — Могу быть пиратом.
— Каким пиратом? — удивилась Лика.
— Да любым! У меня как раз костюм готов под шестнашку*.
*Шестнадцатый век, то есть.
— А что? — подхватил Рыжий. — Пираты, которые волшебные часы у деда Мороза украли⁈ А без них не насупит новый год!
В общем, сценарий мы сочинили — закачаешься!
Анька так и сказала, когда назавтра его читала.
— А дедом Морозом кто будет?
— Вова. Прикинь, у него, оказывается, есть солидный опыт выступлений в молодёжном Железногорском театре!
— Ни фига себе!
— А Снегурочкой я хотела тебя, но все сказали, что педагогов нельзя.
— Да, дети всё равно узнают. Будут кричать: «Анна Влади-и-имировна-а-а!»
— Но. Там у нас тоже есть девчонка беленькая, Лика. Сыграет.
Недостающие костюмы под это дело я выпросила в садике. Пара репетиций — и выступили мы просто феерически! Яростный Халкон с повязкой на один глаз изображал Бармалея. Такая ржака…
Отыграли мы спектакли и пошли на супер-короткие каникулы. Все преподаватели согласились, что до третьего января отдохнём — и хватит! А то это же придётся стоимость за месяц пересчитывать…
А на новый год нас с Вовкой позвали к папиному брату, Николаю Иванычу, который жил прямо в этом же доме, непосредственно над «Шаман-камнем», на третьем этаже. Собственно, они всю иркутскую родню приглашали — вот и нас тоже. Собирались заранее, к семи. Бурно провожали старый год — с песнями под гитару, с домашними юморными стенгазетами и бурным их обсуждением. И, конечно, с шикарным столом. Потому что — какой смысл до двенадцати терпеть??? В полночь бегали на набережную — смотреть, как над рестораном на дальней сопке запускают фейерверки. Кое-кто и на заливе пускал, но те ресторанные были самые махровые, я тридцать шесть мощных бахов насчитала.
Посидели до часу — пошли к нашим, в Юбилейный, попроведовать.
Там ещё посидели, снова поели и немножко выпили.
— Слушай, — я посмотрела на Вовку, — ты как хочешь, а я есть уже не могу.
— А пойдём на горку? — предложил он. — Я с общаги железо забирал, видел, там в роще строили. Большую!
— И на чём кататься будем?
— Картонку какую-нибудь подберём.
— А пойдём!
Бабушка услышала:
— Ой, Оля! Возьмите в шкафу твою подушку.
— Какую подушку? — не поняла я.
— Детскую твою, для горки.
— Она жива ещё, что ли⁈
— Так висит там, что ей сделается! За моим пальто.
Я полезла в шкаф и извлекла на белый свет древнюю (лет пятнадцать ей!) катальную подушку.
— О! Ностальжи!
С одной стороны она была тряпочно-кремпленовая, с другой — клеёнчатая, и я с умилением узнала расцветку нашей старой кухонной скатерти. Клеёнка местами потрескалась, но ещё держалась.
— Зато по кочкам мягче будет, — оценил Вова.
— Ну да. Там внутри драп старый от пальто или чё уж, я не помню.
Взяли мы сей раритетный предмет и пошли.
Сперва я думала, что не способна буду кататься ни с какой горки — до того я была объетая. Но пока шли — промялись. А там гора, и впрямь, огромадная, этажа в два, а то и больше. Толпень катается весёлая и пьяная. И мы туда же устремились. Давай наверх лазить да скатываться. Увалялись в снегу все, как снеговики!
Не знаю, сколько времени прошло — полчаса, а, может, час — я почувствовала, что изрядно похолодало. Или алкоголь из меня выветрился?
— Вовка! — мы стояли под горкой, и он, смеясь, отряхивал меня от снега. — У меня замёрзли ноги. Прям сильно!
— Да пошли, забежим в общагу, погреемся? Чайник вскипятим, горячего попьём?
— А пошли!
ВОТ СЮРПРИЗ, БЛИН
Общага праздновала ещё разгульнее, чем обычные дома. Со всех сторон слышался шум застолий, смех, музыка, хлопали двери, дети перебегали между секциями. Мы зашкандыбали на второй этаж, цепляясь за перила задубевшими даже в перчатках пальцами. Блин, надо было так накататься!
Вовка с трудом вынул из кармана ключ, деревянными пальцами провернул, и мы ввалились внутрь.
— Ой, скорее, под тёпленькую водичку, пальчики согреть! — вроде зашли уже в тепло, а я вдруг аж зубами начала стучать.
— Сейчас-сейчас!
Вовка закрыл дверь, помог мне стянуть шубу и сапоги, внёс, фактически, меня в микроскопическую ванную и кран открыл.
— Давай!
Мы в четыре руки грелись под тёплой водой.
— У-у-у, пальцы на ногах начали отогреваться, аж ломит!
— Надо же так было замёрзнуть. Маленькая моя, нежная девочка… — Вова начал целовать меня в шею и разом стало на порядок теплее.
— Провокатор, — прошептала я.
— Ага. Пойдём, погрею тебя основательно.
Мы переместились на диван, на этот раз не просто застеленный, а даже культурно закинутый шёлковым китайским покрывалом.
— Как ты хочешь?
— Погоди, — я повозилась, — чё там твёрдое мешает… — я отдёрнула покрывало в сторону и увидела, что такое впивалось мне между лопатками. Ярко-красный бюстгальтер. На косточках.
Понятно, что не мой, да?
Я разложила его на кровати, расправила.
— Ну, чашки довольно приличные, — мне резко, как в момент любого острого психа, стало холодно. Гораздо холоднее чем было, когда мы пришли с горки в эту злополучную квартиру. — Скажи честно: ты из-за этого эту дурацкую комнату не хочешь перестать снимать? Что, решил в последователи психолога Баранова податься⁈ Ну конечно!.. — зубы отчётливо застучали, и я не смогла говорить дальше. И хорошо. Иначе бы я такого ему сейчас навысказала!
Вовка молчал. Сидел, таращился на этот бюстгальтер. И просто молчал, мать его! Я его за это убить была готова!
Да скажи же что-нибудь! Разубеди меня. Я, правда, не знаю, как.
Но просто сидеть, когда мой мир разваливается…
Я начала одеваться, клацая зубами. Руки с трудом попадали ив рукава, а вот ноги… ноги в гачи влезать не хотели, хоть тресни. Трясло меня. Отчаянно.