— Если бы одно из тысячи этих деревьев было яблоней или грушей, русский край можно было бы назвать раем, — медленно и веско сказал Аскар-Палван. — Пошли туда, вниз.
И он стал спускаться.
— Эй, дурень, куда? — закричал Али. — Ведь нога человека там не ступала.
— На дорогу или в деревню выйдем. Не весь же мир покрыт деревьями? — ответил Палван, не останавливаясь.
Скоро перед их глазами открылась полянка, поросшая густой травой. Как толпа людей обступает в день большого кураша площадку борьбы, так лес со всех сторон обступил полянку… -.
— Эй, "компас", самый точный! — съехидничал Али. — Удивляюсь тебе. Не различаешь, где право, где лево, а еще знатоком себя считаешь.
— Выйдем. Говорю, что выйдем, — упрямо твердил Аскар-Палван, тяжело опускаясь на траву….
— Нет, ты все-таки скажи, куда мы идем?
— Примерно на восход солнца, куда же… еще? — прерывисто дыша, произнес Аскар и, сняв каску с головы, положил ее рядом. — Весь лоб отдавил этот чугунный колпак!
— Нужный камень не тяжел, — заметил Али, удобней устраиваясь на траве. — Этот самый колпак для нас — как панцирь для черепахи. Ведь только вчера около тебя мина взорвалась. Если хочешь знать, осколок ее стукнулся о самую мою голову. Ничего, обошлось. Шишка только вскочила, но остался жив-целехонек. И колпак ничего. Стал лишь кривой, как колхозный кузнец Азим.
Али снял каску с продавленным боком и, потрогав шишку на голове, снова надвинул на самые глаза-.
Помолчав, боец провел рукой по животу и недовольно заворчал:
— Ой-бой, что-то внутри посасывает, горько… Сколько можно без еды жить?
— Ау меня? Аппетит мой разинул рот карнаем, бросай, мол, что угодно.
Аскар-Палван, прищурив глаза, посмотрел на лес, тянувшийся до самого горизонта и подернутый каким-то зеленоватым дымком.
— Тишина-то какая! — почти шепотом произнес Палван.
Но вдруг невдалеке зашуршала листва: бессильно упали осколки.
— Ого, и здесь напоминает о себе немец, — оглянулся по сторонам Палван. — О боже! Что он здесь делает? Никого же нет вокруг? А может, это партизаны? Вот бы встретиться с ними! Накормили бы нас и вывели на нужную дорогу… Ну, что скажешь?
— Что скажу? Бог дал тебе целый батман силы и только один мискал разума! — раздраженно проворчал Али. — Если немец прорвал плотину, можешь теперь встретить его где угодно. Вставай!
Аскар-Палван неторопливо поднялся, и товарищи, поразмыслив, свернули в сторону.
Наступал вечер. В этом тихом лесу день устало закрывал свои глаза. Подходило время сна.
В лесу темнеет раньше, быстрее.
Бойцы улеглись на мокрой траве, Несмотря на усталость, они долго не могли заснуть. Ветер наполнил лес таинственными шорохами. Ночную тишину изредка нарушал гул. Это высоко в звездном небе пролетали самолеты.: На рассвете друзья, крепче подтянув ремни, отправились в путь. Шли молча, сберегая силы.
— Все явственнее слышался гул моторов. Не было сомнения, что где-то вблизи дорога. Аскар-Палван внимательно, изучающе посмотрел вперед.
— Дорога! — воскликнул он, — Наши идут по дороге. Смотри, Али!
— Вижу, "компас", — не сдержался друг. — Пошли быстрее.
Через несколько минут они вышли из леса.
— Теперь никуда не свернем! — обрадованно крикнул Али. — Если и помрем, так уж на самой дороге. Боже, никого не заставляй шататься по лесу.
По дороге нескончаемым потоком двигались машины с солдатами. Машины, груженные военным снаряжением, были искусно замаскированы ветками. Здесь же, в пыли, медленно шли женщины, дети, старики. По обе стороны дороги, настороженно рассматривая этот поток, стояли молчаливые деревья.
Аскар шагал по обочине дороги уверенно, широко. Стараясь не отстать от друга, за ним катился щуплый Али.
Мучительной, шумной дороге, казалось, не будет конца. Только к вечеру подвела она друзей к городу — маленькому, чистому, зеленому. Хотя на улицах было много солдат и шли военные машины, ужас войны здесь пока не чувствовался. Но город готов был уже к отпору. На стекла окон были налеплены крест-накрест узкие полоски бумаги. По улицам патрулировали солдаты. У зенитных пушек дежурили артиллеристы. Фронт был далеко, но мало ли что может случиться.
Как в мирное время, не обращая на бойцов внимания, спешили девушки.
Они знали, что на них смотрят восхищенные глаза, слышали и грубоватые солдатские шутки.
Всем своим равнодушным видом девушки давали понять: "Можете говорить что угодно…"
Равнодушие придавало им особую прелесть, они еще больше расцветали от своих легких, скромных улыбок. Иногда острым словцом они заставляли покраснеть шутника, вызывая хохот его товарищей.